Памяти Резо Габриадзе, человека-птицы. Все хорошее делается из воздуха, любил он говорить

Резо Габриадзе был существом перелетным. Он постоянно мигрировал: из Тбилиси в Москву, из кино в театр, из правды в вымысел. Сейчас улетел из здешней жизни – в вечную.

Он был рукодельником. Его руки много чего умели, знали, помнили. Трудились в совхозе и на стройке, мыли бочки на винном заводе, красили школьные парты и даже возводили Ингурскую ГЭС. У них получалось превратить дырявое ведро в куклу-паровоз, нарисовать Пушкина-путешественника верхом на ослике, вылепить Бахчисарайский фонтан для ресторана, написать – в соавторстве с другими празднично талантливыми руками – сценарий «Мимино».

Не знаю, Габриадзе ли, Георгию ли Данелия, Виктории ли Токаревой пришло в голову сделать Валико Мизандари именно вертолетчиком, назвать его Соколом (по-грузински Мимино), научить его бурчать в усы песенку про птичку-невеличку и заставить кур грузить, но за всем этим маячит веселая тень именно Габриадзе. Про птичек и полеты – это его, заветное. Птички порхали у него в фильмах и спектаклях, и Пушкин в их общих с Андреем Битовым книжках тоже превращался в птичку.

В кино Габриадзе оказался случайно. Пришел в Тбилисскую академию художеств учиться на художника, но увидел пере входом огромную статую Аполлона Бельведерского и смертельно испугался, что сейчас на экзамене именно Аполлона и заставят его рисовать. В ужасе рванул прочь, даже заявление не подал. Позже, в Москве, учась на Высших курсах у Алексея Каплера, сочинил историю про скульптора, всю жизнь мечтавшего изваять шедевр из мраморной глыбы. Она возвышалась во дворе у скульптора, и по ней барабанил вечный кутаисский дождь, потому что рождение шедевра откладывалось: скульптор вынужден был зарабатывать себе на жизнь, а делал он это изготовлением надгробных памятников. Это была сумасшедшая история, сумбур вместо сценария, две сотни страниц-клочков. Из тех клочков позже родилась «Необыкновенная выставка» – шедевр Эльдара Шенгелая.

После фильма «Дюма на Кавказе» сценарист Габриадзе решил завязать с кино, в котором он прожил вольной птичкой двенадцать лет, сочинив два с лишним десятка историй, больших и кратких. Правда, напоследок пообещал Данелия сценарий и слово сдержал: поучаствовал в «Кин-дза-дза». А потом и к «Паспорту» руку приложил: как отказать другу? Но это были уже короткие гастроли, разовые отлучки из своего театрального дома в старом Тбилиси на узкой улочке Шавтели.

В 1981-м он открыл там Театр марионеток с нарядной игрушечной лестницей и деревянным балконом. Маленький сентиментальный театр, как он его называл. Открыл в единственно возможном месте, неподалеку от изгиба Куры, в окружении храмов: грузинская церковь, армянская, синагога. Театр сначала был совсем крошечный, через четыре года чуть расширился, но и сейчас в его зале мест всего ничего. К театру прилепился такой же ресторанчик с открытым балконом. Для некоторых людей запах кухни за кулисами и в фойе – как нож в сердце, а Габриадзе, наоборот, он радовал. Тем более, это грузинская кухня, не какая-нибудь.

В своем театре он все делал сам – кукол, декорации, пьесу, мизансцены. Получилась всего-то горсточка спектаклей, но каких! Жили они долго, почти как люди, менялись со временем. Там было главное волшебство, подвластное только кукольникам и мультипликаторам, – превращение неживого в живое. Спектакль о любви двух паровозов («Рамона»), реквием по всем существам, убитым войной («Песня о Волге», позже превратившаяся в «Сталинград»), или мой самый любимый – «Осень моей весны» про птичку-хулигана Борю Гадая.

Идеальное будущее для себя Габриадзе видел так: «Построил бы себе маленький домик, побросал бы на тахту козьих шкур, улегся бы сверху и ничего не делал». Любил повторять, что все хорошее делается из воздуха. Его грела и увлекала идея пройти по жизни, не оставив следов. Говорил, что у иных его друзей это получилось замечательно талантливо. У него не вышло: наследил. Но оставленные им следы – легкие, птичьи.-

Что еще почитать:

Протянем щупальца друг другу. Зачем театру осьминог, а осьминогу – театр

Театр, в котором играем мы все. Парижская театральная группа Premier Stratagème изучает психологию интернет-пользователя

Сан Диего. Памяти Марадоны, художника вечного барокко