Нина Беляева
Фото предоставлено Нино Беляевой
В конце марта депутаты Семилукского муниципального района Воронежской области решили обсудить на заседании жалобу жителя на посты своей коллеги из КПРФ Нины Беляевой в соцсетях. Всем очень не понравился пост про погибшего в Украине бывшего узника немецких концлагерей с вопросом: «Есть еще сомнения, кто действительно фашист?» Беляева увиливать не стала и в ответах на вопросы депутатов назвала действия России в Украине «военным преступлением». После поднявшейся из-за видеозаписи заседания шумихи Беляева уехала из России, а 29 апреля Следственный комитет завел на нее дело за фейки про армию России по статье 207.3 УК РФ. Журналист Илья Азар поговорил с Ниной Беляевой про ее поступок, антивоенную позицию, борьбу с QR-кодами, которую она вела раньше в Воронежской области, и отношение к патриарху Кириллу, которого она называет «нехристью».
— Как вы вообще решились выступить* против войны на заседании Совета депутатов? По нынешним временам поступок, можно сказать, неординарный. Как я понял, это произошло во многом случайно.
— Да, во многом это случайно произошло, потому что была обычная сессия со стандартной повесткой, ничего особенного не планировалось. В конце заседания рассматриваются вопросы из раздела «разное», и обычно это касается районных праздников или небольших проблем, например, с ямой на дороге, которую жители просят засыпать.
Я вообще не ожидала, что будет вопрос про меня. Но когда встал депутат Вячеслав Жуков, руководитель семилукского райотделения «Единой России», у меня сработала интуиция, и я на всякий случай включила камеру на телефоне. Он за все время, что я депутат, кажется, первый раз выступил как докладчик.
Жуков начал говорить, что на меня поступила жалоба от жителя по поводу моих постов в социальных сетях. Я в них по сути просто призывала задуматься, публиковала отрывок из Библии про Каина и Авеля, мнение священника о том, что Путин — еретик. Была и новость про узника концлагеря, который пережил его, но погиб сейчас под обстрелами. Я там еще спросила: «Есть еще сомнения, кто действительно фашист?» Утверждения не было, но я хотела, чтобы люди, прочитав это, задумались.
Эти посты стали предметом обсуждения, коллеги утверждали, что они не соответствуют депутатской этике. У меня было буквально две минуты, пока Жуков зачитывал жалобу, чтобы принять для себя решение, что мне сейчас делать.
— И какие были варианты?
— Можно было говорить о том, что происходящее не соответствует регламенту, что действительно так и было, ведь сначала надо такие вопросы обсуждать на комиссии по этике, давая время на подготовку позиции, а потом выносить на обсуждение Совета депутатов. Этого меня лишили.
Но я подумала, что вряд ли тут вообще еще будет что-то законное, а не использовать возможность сказать четко о своей позиции было бы трусостью. Естественно, я волновалась, потому что не была готова к этой ситуации, но я поняла, что иначе не смогу себя уважать. Если бы я отказалась от ответов на вопросы, то это выглядело бы так, будто я готова скрывать свою антивоенную позицию, готова засунуть голову в песок, то есть отчасти подчиниться тем людям, которые хотели меня заткнуть.
Когда я начала говорить, я внутри себя молилась. Господь дал мне спокойствие, и я начала более спокойно отвечать. Наверное, только благодаря этому внутреннему спокойствию я смогла в той агрессивной атмосфере говорить то, что считаю правильным и разумным.
https://www.youtube.com/watch?v=qNIwLm2GYs4
— Но если бы вас не призвали к ответу, то вы и не стали бы делать антивоенных заявлений? Например, вы не пытались инициировать антивоенное заявление, как сделали несколько муниципальных советов в Москве?
— В рамках муниципального совета за пределами Москвы это невозможно. В том же Красносельском муниципальном совете большинство — у оппозиции (против двух депутатов совета возбудили уголовное дело* по той же статье, что и против Беляевой, депутат Алексей Горинов находится в СИЗО. — Republic), а у нас невозможно просто с места высказаться на какую-то тему. Чтобы выйти и что-то сказать, нужно предварительно включить этот вопрос в повестку, а для этого обосновать, как этот вопрос относится к полномочиям муниципальных депутатов.
Единственное, как можно было выступить на федеральную тему, если очень хотелось — это представить позицию партии. Например, по QR-кодам или по поддержке преследуемых товарищей [по КПРФ] это бывало. Подавалось заявление от фракции партии с указанием докладчика от фракции, который выступал с представлением партийной оппозиции, и это со скрипом разрешали.
Но по войне у КПРФ нет позиции, с которой я хотела бы выступить. Наоборот, позиция партии, которую сформулировал ЦК КПРФ, противоположная. Соответственно, я вообще в принципе не могла никаким образом внести в повестку вопрос о своей антивоенной позиции и выступить с ней. Я уже почти четыре года депутат и все возможности уже опробовала, поэтому и выражала свою позицию в своих социальных сетях.
— 29 апреля на вас завели* уголовное дело. За ваше выступление на совете или за соцсети?
— Я, честно говоря, сама не знаю. Депутаты на заседании специально задавали мне вопросы про узника концлагеря, потому что в посте не было никаких утверждений. Все только пошушукались про то, как я ушла от ответа на вопрос: «Что вы имели в виду этой подписью про фашизм», сказав: «Размышляйте, думайте». В моем выступлении тоже нет четких утверждений, ведь когда завели дело* на учительницу [Ирину Ген] за то, что она сказала, что Мариуполь бомбили российские войска, это не соответствовало позиции Министерства обороны.
Наверное, подробности есть в постановлении о возбуждении дела, но оно, скорее всего, на почту пришло, а я в России не нахожусь.
— А как вы, кстати говоря, решились уехать? Вы сомневались, нужно ли это делать?
— Первые пару дней после заседания я думала, что мне может грозить опасность, но еще не решилась уехать. Я думала, что сначала у меня будет административная статья, то есть в запасе есть месяц-полтора, пока маховик репрессий будет набирать обороты.
Я сделала прививки и паспорта кошкам, а весь этот процесс занимает почти месяц. Я думала, что у меня будет возможность их взять с собой, но видео [моего выступления] распространилось по всему миру — мне даже с испанскими субтитрами его прислали и сказали, что мы в Аргентине вас поддерживаем. Я пообщалась с адвокатом, с которым договорилась, что он будет мои интересы представлять если что, и поняла, что может быть сразу уголовная статья.
Понимая, что времени уже совсем мало и за мной могут прийти в любой момент, я приняла решение уехать из России через Армению.
Я решила, что пользы от нахождения в российском СИЗО меньше, чем от нахождения в вынужденной политической эмиграции. Да, ты теряешь в плане веса твоего слова, но, по крайней мере, сохраняется возможность говорить, жить, получать необходимое лечение.
— Сейчас у многих есть опасения, что Армения может выдать России объявленного в международный розыск человека.
— Я не в Армении, а в одной из стран Европейского союза. В Армению я вылетала и не осталась там как раз потому, что Армения может и выдать. Это следует из подписанных международных договоров, которые пока никто не разрывал. Плюс Армения находится в большой экономической зависимости от России, поэтому я бы не советовала в Армении оставаться тем, кому в России грозит уголовное преследование. Если человек просто уехал, потому что ему противен режим или он просто не хочет платить налоги в России, то это подходящая страна для жизни и удаленной работы.
«Я призываю не молчать хотя бы в разговорах со своими родными, знакомыми, друзьями»
— Я видел у вас высказывание по поводу депутата Красносельского совета Алексея Горинова: «Если бы Госдума состояла из таких депутатов, то войны в Украине бы не было». В Госдуме еще в феврале несколько депутатов КПРФ робко высказались против войны. Почему вообще так мало депутатов высказываются?
— По той же причине, что и граждане почти не высказываются — потому что за высказывания возбуждаются уголовные дела, людей сажают в СИЗО. Художница [Саша Скочиленко], которая ценники в магазине заменила на антивоенные высказывания, какую опасность представляет? Ее посадили* в СИЗО для устрашения остальных, чтобы показать, что если выскажетесь, то сразу окажетесь в тюрьме. До этого многие думали, что расследование дела будет идти год-полтора и за это время, может быть, поменяется режим, а подписка о невыезде — это не страшно.
Когда людей начали сажать в СИЗО — и Кара-Мурзу*, и Горинова — у людей появился страх оказаться в заключении из-за своих слов.
Но я вижу разницу между депутатами Госдумы и муниципальными депутатами. Депутата Госдумы сразу в СИЗО не посадишь — есть процедура снятия неприкосновенности, и пока она идет, депутат Госдумы имеет больше возможностей уехать. Муниципальный же депутат может просто проснуться в один прекрасный день, а за ним пришли.
И при этом в Госдуме против войны четко никто не высказался. Были робкие голоса* вроде «я голосовал не за вторжение, а за признание ЛНР и ДНР». Четкого осуждения войны не было, а дальше они вообще замолчали, еще до законов о фейках и дискредитации Вооруженных Сил Российской Федерации. А ведь у Госдумы есть возможность высказаться и даже запустить процедуру импичмента или процедуру освобождения президента от должности в связи с неспособностью исполнять свои полномочия по состоянию здоровья.
Встреча Владимира Путина с депутатами Госдумы и Совета Федерации
Государственная дума РФ
— С одной стороны, депутату как представителю народа, человеку, наделенному ответственностью, нужно выступать по таким важнейшим вопросам. Но, с другой стороны, он же должен помогать людям решать их насущные проблемы. А если он будет выступать с антивоенными заявлениями, то вынужден будет уехать или окажется в СИЗО и не сможет этого делать. Как правильнее действовать?
— Здесь нет рецепта для всех. В моей личной ситуации я иного пути не вижу. Вернись я назад в 22 марта, то сделала бы то же самое. Вернись я в 26 февраля, когда начала публиковать посты, то я бы снова их написала. Там нет ни слова, за которое мне было бы стыдно или которое я бы хотела убрать. То, что я делала — правильно, потому что я старалась достучаться до своих сограждан.
До кого-то я достучалась, кого-то поддержала. Люди были мне благодарны, писали из сельских поселений: «Спасибо, потому что я думала, что я в этом районе одна с такой позицией. Теперь я знаю, что есть депутат, который сказал то, что я думаю».
Это не относится к муниципальным полномочиям, но людям от этого было легче. Они начали мое выступление показывать своим родным и знакомым, в том числе в селах. Для них важно, что кто-то не из Москвы, а из их района такое сказал.
Но я не могу никого ни к чему призывать в плане публичных высказываний, потому что человек должен сам определиться, готов он рисковать или нет. Единственное, к чему я призываю — это не молчать хотя бы в разговорах со своими родными, знакомыми, друзьями. Самое страшное, если люди вообще замолчат и перестанут пытаться переубедить своих знакомых.
А еще за любой выбор никого не надо осуждать. Важно делать что-то против войны, но не надо сравнивать, кто сделал больше, а кто меньше. У человека, может быть, мама больная лежит, за которой надо ухаживать, и он понимает, что если он уедет, она умрет.
— Я спрашивал именно про депутатов, потому что если в каком-то районе или городе один оппозиционный депутат, то людям после его отъезда или ареста становится фактически не к кому обратиться.
— Во время войны смысл этих обращений тоже ограниченный. Допустим, я бы осталась [в России], и что? Я понимаю, что сейчас все бюджеты будут схлопываться. Не будет тех объемов поступлений из вышестоящих бюджетов, которые были раньше. То есть не будут строиться учреждения социальной сферы, школы, детсады, не будут ремонтировать дороги. Все деньги ушли на войну.
Тогда в чем смысл оставаться депутатом? Если в бюджете не будет денег, то ты можешь быть хоть три раза оппозиционером, но ты не решишь эти проблемы никаким образом. Они раньше решались как? Ты понимал, что надо добиться бюджетного финансирования какого-то вопроса или включения поселения в какую-то региональную или федеральную программу. Результатом запросов и других стараний депутата становились действия чиновников по получению поступлений из вышестоящих бюджетов. Теперь эти действия не будут приносить того результата, который мог быть в нормальной ситуации.
«Для тех, кто жил бедно, по сути ничего не изменилось»
— Расскажите немного про Семилуки. Какие там проблемы у людей, какие настроения?
— Я депутат районного совета, где, помимо города Семилуки, есть Стрелица, поселок городского типа Латная. Я от Стрелицы нахожусь в совете. Есть еще 12 муниципальных образований — сельских поселений. Семилуки, Латная и Стрелица наиболее похожие по своему голосованию и мышлению на город Воронеж. Это по сути пригороды Воронежа, поэтому они живут в информационном поле Воронежа, экономическая активность населения привязана к городу-миллионнику, и они по сравнению с сельскими жителями больше голосуют за оппозицию.
— Вы говорили, что люди выражали вам поддержку в сообщениях, но в целом население в Семилукском районе, как и везде, в основном за войну?
— Нет, в основном — против войны. Сообщений с выражением поддержки было намного больше, чем тех, кто какие-то гадости написал.
— «Левада центр» (внесен в реестр иностранных агентов Минюста. — прим. Republic) приводит данные, согласно которым 81% россиян поддерживают или скорее поддерживают спецоперацию.
— Я считаю, что это неверные данные. Опросы, когда действует военная цензура, не имеют смысла. Человек боится при опросе высказывать свое настоящее мнение. Мне рассказывали знакомые активисты из Воронежа, которые проводили похожий опрос, что только процентов 10 соглашались с ними поговорить. Да, из них большинство были за спецоперацию, но ведь в целом большинство респондентов просто отказались от разговора.
День города Семилуки, 2019 год
«Семилукская жизнь»
— На позицию жителей Семилукского района может повлиять то, что сейчас происходит в соседних с Украиной регионах России? Вот и над Воронежем сбили недавно беспилотник. Люди поддерживают войну дистанционно, но когда сами сталкиваются с ее последствиями, могут менять точку зрения.
— Я думаю, что если кто и поменяет свою точку зрения, то это будет небольшой процент, потому что сегодня общество уже четко разделилось на две части. Те, кто за войну и верят пропаганде, укрепятся в своей позиции, они верят, что Путин делает все правильно. Скажут: «Вот же готовилась Украина нападать — вот она нападает. А если бы не начали войну, то над нами не только бы беспилотник летал, но и снаряды».
Они верят в пропаганду, потому что так легче для их психики, ведь признать, что твое государство фашистское и осуществляет геноцид — психологически сложно.
На это способны сильные люди, а слабому человеку психологически удобнее сказать, что все правильно. Ведь если ты понимаешь, что это фашизм и геноцид, то нужно думать, что дальше делать, как противостоять. Поэтому они будут продолжать поддерживать президента.
— И экономические проблемы, которые будут в России только увеличиваться, не приведут к массовым антивоенным протестам?
— Если говорить об экономике, то большинство людей в России и так жили бедно. Потерял в экономике в основном средний класс, который опустился на уровень бедных или нищих. А для тех, кто покупал самые дешевые продукты и жил в достаточно плохих условиях, по сути ничего не изменилось. Может быть, они реже стали мясо покупать, но макароны, крупу, туалетную бумагу они и сейчас могут купить. Да, они реже купят одежду или какой-то предмет в дом, но из-за этого они не выйдут протестовать.
«Патриарх Кирилл, по сути, благословил убийство в Украине, в том числе своей же паствы»
— Вы называете патриарха Кирилла «формально пока еще патриархом» и даже «нехристью». При этом, как я понял, вы верующий или даже глубоко верующий человек.
— Я глубоко верующий человек, но у меня протестантское вероисповедание.
— Вы и председателя пятидесятнического Российского объединенного Союза христиан веры евангельской Сергея Ряховского тоже костерите.
— Я специально их указываю вместе, чтобы было видно, что это проходит не по конфессиям, а конкретно по каждому человеку. В каждой конфессии в России есть люди, которые поддерживают войну, и те, которые против нее. Это не значит, что если патриарх поддержал войну, то все православные плохие или вся Русская православная церковь плохая. Нет. Это говорит о том, что патриарх — еретик, который предал Христа. И он «формально пока патриарх», потому что процедура признания еретиком достаточно долгая, но она, как я понимаю, в православии уже запущена.
Семилукский район
Администрация Семилукского района
— Но вас вообще удивила позиция церквей?
— Удивила. Можно говорить про разные отступления от веры, и есть люди, которые являются служителями православной, протестантской или католической церкви и могут совершать грехи. Каждый подвержен слабости. Но здесь-то речь идет не просто про какой-то грех. Здесь, по сути, происходит отречение от Христа, потому что ты его предаешь, если благословляешь* на убийство христиан. Кто ты тогда? Ты — нехристь. Патриарх Кирилл, по сути, благословил убийство в Украине, в том числе своей же паствы.
Или Ряховский, который на встрече религиозных деятелей рассказывал, как убивать с любовью. Он не сказал именно «убивать», но одновременно процитировал стихи о любви и поддержал войну. Как это может сопоставляться с христианством? Это просто издевательство над Библией, глумление над словом Божьим. По-другому это назвать нельзя.
«Революции делаются не с шариками и плакатиками»
— Вы состояли во фракции КПРФ и взгляды у вас левые…
— Левые, да.
— Хотя первый секретарь воронежского обкома КПРФ сказал, что вы придерживаетесь либеральных взглядов.
— Сейчас, конечно, они все так говорят, хотя я с КПРФ сотрудничала с 2014 года. Но даже в 2013 году, когда я баллотировалась как самовыдвиженец, я четко обозначала свои левые взгляды. На тот момент я, по-моему, в «Левом фронте» была. Я всегда придерживаюсь левых взглядов, но я не радикальный коммунист, мне, наверное, ближе социал-демократические взгляды.
— Но позицию КПРФ по войне на Донбассе вы раньше разделяли?
— Если поискать, то можно найти мои высказывания в поддержку Донбасса. К сожалению, я тогда не разбиралась в ситуации. Мне казалось, что Россия защищает русских людей. И да, я такие вещи высказывала.
Сегодня я понимаю, что я ошибалась, потому что я, например, узнала о том, что за восемь лет Россия 11 раз блокировала ввод миротворческих войск на Донбасс, о чем просила в ООН Украина. Если Россия не позволяла войти туда миротворческим войскам, то значит, она хотела продолжения этого конфликта.
— Если почитать ваши соцсети до войны, то там можно обнаружить классические для дискурса КПРФ вопросы. Насколько вы вообще критично относились к власти раньше? Я видел, что вы участвовали в кремлевском конкурсе «Лидеры России», а про митинги Навального у вас ничего в соцсетях нет.
— Мой взгляд на систему, которая в России формировалась, всегда был достаточно критическим. Я начинала свою политическую активность в среде несистемных левых движений. С партиями я начала взаимодействовать уже после того, как в 2011–2012 годах была активным организатором митингов «За честные выборы».
Дальше ко мне пришло понимание, что митинг может решить какую-то локальную проблему, но он не меняет проблему в корне, не устраняет причины появления общественной проблемы. А для того, чтобы устранять эти причины, надо идти в органы власти. Я реально оценила свои силы и поняла, что могу пройти в пригородном районе на муниципальном уровне, потому что там есть избирательные округа, которые реально самому обойти ногами.
В легальной политике я начала участвовать, чтобы иметь возможности принимать решения, которые хотя бы немножко меняют жизнь граждан, а дальше пытаться расти на другие уровни. Это движение, к сожалению, сейчас вынужденно оборвалось.
Что касается конкурса «Лидеры России», то я видела это как возможность заявить о своих взглядах, завести новые полезные знакомства с другими активными людьми. Когда я в нем поучаствовала, то увидела, что там заранее определены победители, то есть говорить об объективности сложно. Не считаю, что это плохо, если человек пробует себя в конкурсах, даже если они устраиваются государственными структурами. По крайней мере, на тот момент в этом не было ничего противоречащего моим убеждениям.
— А с Навальным что?
— Я против его заключения, я считаю его политзаключенным, но лично я считаю неправильным призывать выходить на улицу людей, чтобы они получали штрафы и дубинкой по голове. Тем более понятно же, что его не отпустят. Революции делаются не с шариками и плакатиками, а в том, чтобы просто выйти и получить увечья от сотрудников, смысла я не вижу. Но как юрист я помогала товарищу, который загремел под административную статью за публикации по Навальному.
— Вы поддерживали воронежского губернатора, который отказался закрывать православные храмы на Пасху. Мне кажется это довольно странным, честно говоря.
— Коронавирус, безусловно, надо лечить, но это не та вещь, из-за которой нужно принимать те меры, которые принимались исполнительными органами власти, а порой даже просто санитарными врачами. Врачи выпускали постановления, ограничивающее конституционные права граждан, и это ненормальная ситуация. Даже по тем нормативным актам, которые действовали в Российской Федерации, они не имели на это права.
Могут быть ситуации, когда нужно принять срочное решение, но тогда должна быть процедура, по которой, например, представительный орган может это решение отменить, проведя проверку. А тут получалось, что санитарный врач или губернатор единолично принимает решение ограничить конституционные права граждан.
Что касается Пасхи, то я действительно считаю, что ограничивать верующих и вообще лезть в церковь государство права не имеет, в том числе говорить, собираться людям на Пасху или не собираться. Летальность у коронавируса не выше, чем у многих видов гриппа, а они истерию разгоняли. Разрабатывать программу лечения — да, нужно, но закрывать всех по домам — неправильно. Если заболел, то, конечно, не надо идти в церковь, но если человек не имеет никаких признаков заболевания, то почему он не может пойти в церковь?
Что касается QR-кодов, то это тоже абсолютно не про права граждан, не про заботу о здоровье. Я была представителем по иску об оспаривании указа губернатора про QR-коды, потому что пропускать по ним в торговые центры — это глупость.
— Вы собираетесь продолжать депутатскую деятельность из эмиграции?
— Я, наверное, подожду еще недели три, и если ситуация в России не поменяется, то буду отказываться от мандата, потому что осуществлять депутатскую деятельность из эмиграции невозможно. То, что я лишилась возможности исполнять депутатские полномочия — это, конечно, грустно.
— Московские депутаты говорят, что можно дистанционно слать запросы и обращения, например.
— Их можно слать и без депутатского мандата, а депутат — это все-таки человек, который участвует в заседаниях, вносит предложения в повестку дня, голосует по ней, да и общается с избирателями, может выехать на место. У меня все-таки есть надежда, что это [скоро] закончится и я смогу вернуться, но будет неправильным оставлять за собой мандат, если нет.
— А что будете тогда делать?
— Жить в другой стране, интегрироваться, учить язык, работать.
* Ссылки, отмеченные звездочкой, ведут на интернет-ресурс, внесенный в реестр иностранных агентов Минюста РФ.
