Если пройтись сегодня по улицам, паркам, ресторанам Москвы, вряд ли можно увидеть существенные различия между «до» и «после» 24 февраля. Разговоры возвращаются к темам будущего или непростого настоящего, но тональность этих бесед уже не носит невротический характер катастрофы. Почва остывает, ритм жизни возвращается к обыденности.
Происходит то, что можно назвать рутинизацией войны — переходом ее в фазу, когда общество разделяет в своем сознании два сектора. Один связан с военной операцией и построен на медийно-сетевой картине, второй — с традиционными практиками, в которых можно обсуждать погоду, искусство, делать карьеру, заниматься спортом, развивать гендерные отношения и тому подобное.
Конечно, эти два слоя не вполне автономны, но один уже не доминирует жестко над другим, не определяет жизненные стратегии и не ставит человека перед постоянным экзистенциальным выбором. Происходит вытеснение тревожного и некомфортного на периферию сознания. Человек превращает реальность в аналог психбольницы, где у пациента забирают все предметы, которые могут вывести его из равновесия, в том числе меняют смартфон на кнопочный гаджет.
Но, как ни странно, именно этот период открывает возможность реальной социологии.
В моменты взвинченности, напряженности, страха или, напротив, патриотического энтузиазма почва слишком горяча, чтобы измерять и описывать ее состояние.
Все спрессовано. Люди подхвачены потоком событий, их суждения диктуются первичными, нерациональными импульсами либо давлением окружения. Возникает то, что в социологии обозначено как «спираль молчания»: отдельный человек ориентируется на позицию большинства (или на позицию близких ему людей), предпочитает не противопоставлять себя среде, солидаризуется с ней и, таким образом, еще больше усиливает диктатуру общего мнения.
В подобные периоды социологи фиксируют крайне низкий response rate — уровень готовности респондентов отвечать на вопросы. И дело не только в боязни или недоверии к полевым анкетерам, которые задают слишком горячие вопросы (хотя это тоже есть).
На творческом вечере в Московской государственной картинной галерее народного художника СССР А.М. Шилова, 18 мая 2022 года
Roman Denisov / Global Look Press
Ситуация чересчур подвижна для вербальной фиксации, в сознании обывателя сталкиваются диаметрально противоположные оценки, фобии разной природы (от ядерной войны до экономического коллапса), надежды и сомнения. Известный политолог Михаил Виноградов острит по этому поводу: «В головах граждан борются два страха — страх поражения и страх победы». И то, и другое несет риск неизвестности.
В такой же сложной ситуации находится исследователь, социолог. Ему объективно сложно дистанцироваться, вынести за скобки личную позицию. Это смешение двух сущностей (гражданской и научной) неизбежно влияет на корректность описания. Аналитик, скорее, ищет подтверждения заранее выбранной этической позиции, чем пытается разобрать завалы смыслов.
Лишь по мере рутинизации появляется возможность объективации, анализа. И, что важно, более отчетливого различения сторон.
Для меня не вызывает особых сомнений, что большинство населения России можно отнести к группе поддержки военных действий. Сколько их в процентном отношении — 72%, как говорит ВЦИОМ, или меньше на 10–15% — это не самое принципиальное. Понятно, что цифра может заметно смещаться в различных возрастных стратах (среди молодежи — примерный паритет позиций), в разных типах городов (в крупных центрах противников операции больше), но в целом милитаристский лагерь доминирует.
При этом, как свидетельствуют опросы, уровень поддержки военных действий довольно неожиданно коррелирует с социально-демографическим статусом.
Если среди молодежи он предсказуемо снижается, то среди обеспеченных людей этот показатель заметно выше, чем среди людей с очень низким доходом: 67% против 39%. Это подтверждает, что понятия поддержки либо протеста имеют сложную природу.
Оказывается, что мотивы внутри каждой позиции разные, хотя они и находятся в плотном переплетении друг с другом. Например, есть люди, которых текущая ситуация привела к строго этическому выбору. А такой выбор часто моментален, дорефлексивен. «Нет, так ни в коем случае нельзя», «Да, только так и нужно поступать», — говорит себе человек раньше, чем он успевает подумать: «Почему нельзя?» или «Почему можно?» Этический уровень солидарности — самый сильный по уровню влияния на человека, но он требует, чтобы событие интенсивно переживалось как сугубо личное, даже если ты не на театре военных действий. Оно должно создавать ощущение ответственности за ситуацию, к которой формально не имеешь отношения, и отметать возможность компромисса. Такая позиция — всегда удел меньшинства.
Могут быть другие типы солидарности. Например, если брать лагерь сторонников военной операции, можно увидеть, что часть людей ощущает, как в них начинает пульсировать понятие «национальной гордости»: «Вот сейчас мы докажем, что нельзя о нас ноги вытирать». Есть доля сочувствующих медийному образу «жители Донбасса». Для определенной части дело вообще не в Украине, а в комплексах, связанных с глобальной ситуацией: «Кто мы на карте мира?» Есть те, кто испытывает подъем из-за субъективного ощущения «новых 90-х»: «Пришло время больших возможностей, теперь неизбежно все будет меняться». И так далее. Каждый мотив имеет свою природу, развивается, доходит до точки эскалации и гаснет с разной скоростью.
Праздничный концерт «Весна наших побед» в театре «Русская песня», 9 мая 2022 года
Pavel Kashaev / Global Look Press
То же самое происходит среди противников конфликта. Помимо этических соображений, есть сугубо рациональные: «Будет ли открыта страна? Смогу ли я работать, как и раньше?» Есть чувство обиды за отрезанные возможности, есть страх большой войны или просто солидарность с людьми своего круга, когда человек полагает, что думать по-другому «просто неприлично».
Поскольку мотивы разные, то и поведение строится по более сложной, чем ожидалось, траектории. Часть людей, которые импульсивно уехали из России в первые дни конфликта, начинают возвращаться. Они не нашли быстро свою нишу за рубежом, а лишиться социального статуса из-за антивоенной позиции не готовы. В итоге они заявляют, что их ценности не зависят от географии проживания. Зато формируется новая волна отъездов, более рациональных и выверенных. Эти люди никуда не бежали сразу, они осмотрелись, взвесили возможности и ресурсы, что-то продали, что-то купили. Это принципиально другая стратегия и другая картина мира.
Те же самые, уже более спокойные реакции мы видим среди лоялистов. Почти вышла из внутреннего употребления символика Z, прошла мода на пафос; разговоры о «пятой колонне» воспринимаются уже без той степени свинцовой угрозы, которая была два месяца назад. Позиция отслаивается от сущности человека и отчасти становится ритуалом. Выходя из области спонтанных реакций, люди более охотно примеривают к себе эстетизированные роли. Например, позиции наблюдателей либо персонажей «потерянного поколения». Статус ремарковских героев, который комфортно демонстрировать в московских барах, снижает уровень экстремальности и защищает психику.
Разумеется, у этой игры есть свои ограничители. Они сработают, если новая реальность рано или поздно ударит обухом по голове даже столичную публику, а ресурсов для адаптации — материальных и психологических — окажется недостаточно. Но один из навыков, который вырабатывает сегодня человек, — умение жить в коротком горизонте планирования.
Умение жить в коротком горизонте планирования у россиян уже давно выработано. Рискну даже утверждать, что это единственный социальный навык, который за столетия закрепился гораздо лучше всех остальных. Именно благодаря этому навыку россияне и выживают в тех странных условиях, в которых существуют. Этот навык практически полностью парализует прогресс, но зато позволяет выживать практически в любом катаклизме.
Народ в России болен реваншизмом и имперским синдромом, власть клептократов активно взращивала в бывших советских эти комплексы годами
"Например, есть люди, которых текущая ситуация привела к строго этическому выбору".
То есть, не все должны делать строго этический выбор в условиях войны.
"Текущая ситуация" - ситуация между жизнью и смертью, если даже и не собственной, то других людей.
Этика - не выдумка зажравшихся умников, а инстинкт выживания вида, вбитый в гены, только красиво оформленный.
И в Украине людей, не сделавших выбор, просто нет.
Знаю ситуацию, когда в Киеве 23 февраля люди говорили о растущем курсе доллара.
Дескать, пока будет такая напряжённая ситуация, будет расти.
А молодой мужик, бывший рядом, поинтересовался, какая такая ситуация.
Как это какая - угроза войны!
Ой, не нагнетайте.
Вообще, какое это имеет ко мне отношение, я ж не военный!
Да и правда.
Через несколько часов эти глупые заявления были опровергнуты самым грубым образом.
Уж тогда абсолютно все, в кого полетели извержения русского мира, сделали этический выбор.
Этичный, как сама этика.
Потому что на основании этого предпринимались дальнейшие действия.
Что делать?
Идти на танки, спасать себя и семью, пытаться как-то помочь своей армии?
Или тихо ждать врага, помогать именно агрессору, распускать панические слухи, шпионить, ставить "маячки" для прицельного наведения огня противника?
А может, отправиться тырить по карманам бегущих в панике людей, и грабить их дома?
Всё это следствия этического выбора, когда этика - не фикция, а закон жизни.
Предельно жестокие правила поведения.
Как у самурая, которому его этика однозначно предписывала в некоторых ситуациях выпустить себе кишки.
Для меня приводимые цифры - полная загадка. Я не знаю, где набирают эти 60-70-80%. Общаясь с самыми разными людьми в Питере, я ни от кого не слышал поддержки войне и не видел авто с буквой Z.
Хотя допускаю, что когда начинается опрос по телефону, подавляющее большинство либо отказывается отвечать, либо выражает поддержку просто из опасения за свою безопасность.
https://www.youtube.com/watch?v=GjjFWvC-M_c
Так вы ждёте фанатиков, которые на улице набегают со всех сторон и вам на лбу начнут букву Z рисовать? Можете обратить внимание не на Z, а на ленточки георгиевские, например (по отзывам друзей их достаточно).
Мне довольно интересно, что у вас за "разные люди" в Питере, если среди моих питерских знакомых, особенно про их старшых родственников, я регулярно слышу про поддержку (по крайней мере в формулировке, что они за свою страну).
Другое дело, что 30 это процентов, 50 иди 70 - это огромная разница, а вот измерить её точно никто не может пока.
В воспоминаниях многих «гражданских» немцев, переживших 2 мировую, был любопытный факт: люди «осознали» войну только в 43-м, когда начались массовые налеты авиации союзников на немецкие города, завыли сирены, начались пожары, разрушения, стали гибнуть родные, близкие, соседи. До этого момента большинство воспринимало войну отстранённо, как нечто не здесь, не сейчас и не с ними.
Все аналогии случайны, персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми ненамеренно.
Ненацификация россии ещё будет и будет кому её проводить
Из этого наблюдения следует, что подавляющее большинство населения РФ так никогда толком и не осознает войну, поскольку бомбардировок российских городов на расстоянии более 100 км от границы с Украиной скорее всего не случится. А гибель родных, близких и соседей мало кого волнует, погибших скорее всего уже больше, чем во все чеченские войны вместе взятые, и хоть бы хны.
Да, думается пока шансы на самостоятельное прозрение минимальны. Куда выше вероятность, что в какой-то момент на центральных каналах раздастся вопль: « Люди, вас нае…ли!!». Прекрасно помню как в 90е выстраивались очереди у газетных ларьков за свежей разоблачительной прессой.
Британцы и американцы тогда сознательно бомбили города. См., например https://ru.m.wikipedia.org/wiki/Бомбардировка_Гамбурга
и https://ru.m.wikipedia.org/wiki/Стратегические_бомбардировки_во_время_Второй_мировой_войны
«Во Второй мировой войне воздушные бомбардировки унесли жизни 60 595 британцев, от 305 000 до 600 000 немцев»
Один из таких эпизодов был прекрасно описан писателем К. Воннегутом в книжке Slaughterhouse 5. Эпическое произведение.
Прекрасная книга, одна из любимых, читал не раз, давно правда.
Уверен, есть регулярная ошибка в трактовке отношения людей к происходящему. То, что воспринимается как поддержка войны является поддержкой власти и выстроенной ею нарративов. В сложной ситуации увеличивается растерянность людей и они, как им кажется, выбирают рациональный мотив одобрения власти. Власть с их точки зрения, доказала свою способность действовать адекватно, значит и сейчас она поступает так же.
Разница тут вот в чем. Поддержка войны означает принятие на себя ответственности за все происходящее и готовность принимать в ней участие в той или иной форме. Поддержка власти предполагает возложение всей ответственности за происходящее на нее. В качестве первого шага — путем делегирования ей свободы действий. Предполагается, что власти сумеют решить сложные задачи, главное ей не мешать, и страна вернется к нормальной жизни.
Это отношение кредита, и мы из истории знаем, что происходит с властью, которая не в силах с ним расплатиться.
Вот у коллег во "Мнениях" интервью Сергея Мохова в резонансе с вашим комментарием как раз: https://republic.ru/posts/104053
Согласен, там очень интересный взгляд, очень трезвый и далекий от всякой идеализации объекта наблюдений.
Влад, прекрасный комментарий, яростно плюсую! спасибо
Мне кажется, ошибка есть уже в самом предположении о наличии какой бы то ни было позиции у большинства респондентов.
отсутствие позиции - тоже позиция, не находите?
Нет, не нахожу. Отсутствие чего-то не является разновидностью этого самого чего-то.
По отношению к событиям — да, позиция скорее отсутствует. Есть общий запрос на нормальность, он же, в свою очередь, требует адекватной и ответственной власти. За это представление люди и цепляются. Как это ни парадоксально, но поддерживая военные действия, люди выражают надежду на сохранение нормальности. Верят, что начальники все тщательно продумали, и через какое-то ограниченное время все вернется к обычному состоянию. Такая поддержка не карт-бланш, а скорее ловушка для власти. Потому что ей предлагается красиво победить и сохранить привычный людям уклад жизни.
Соглашусь
Ну что значит «нормальность». Если в значении «то к чему мы привыкли», то я не вижу как из этого вытекает требование адекватности и ответственности власти. Допустим, наша власть неадекватна и безответственна, но если мы к этому привыкли, то это и есть наша нормальность. Запрос на такую нормальность не имеет смысла, потому что это личное дело каждого. Вот как привыкнешь к окружающему, так и наступит для тебя твоя нормальность.
Так что поскольку вы упомянули запрос на нормальность, то скорее всего имелась в виду «нормальность» в значении «то, что мы хотели бы видеть вокруг себя». Но это уже подразумевает наличие более-менее внятно сформулированной позиции, которой, как мне кажется, у подавляющего числа россиян нет. Поэтому и запроса нет. Так и живём.
Нормальность это возможность жить, не обращая внимание на «политику». Платятся зарплаты и пенсии, в зимний период работает отопление, в магазинах есть товары, дороги ремонтируются и даже строятся новые. К тому же телевизор постоянно дает тебе чувство причастности к чему-то большому и сильному. А в остальном крутись как хочешь, к тебе не лезут, но и ты не высовывайся. Таков контракт, люди на него согласны. Нормальность не предполагает ни резкого обрушения уровня жизни, ни необходимости самим воевать.
Нормальность не в том, как происходит где-то (в пресловутых «нормальных странах») или как должно происходить в некоем идеальном мире. Это стабильность материальных и символических вознаграждений. Как раз она сейчас в зоне риска, на него люди и реагируют сплочением вокруг флага.
Жить, не обращая внимание на политику очень просто - перестаёшь обращать внимание на политику и всё, делов-то)) А вот с вознаграждениями сложнее, да. Кормушка беднеет. То есть кажется под «общим запросом на нормальность» вы имели в виду запрос на корм. Но вряд ли «дай пожрать» можно назвать контрактом или позицией. Это довольно примитивный рефлекс.
А разницу между двумя значениями «нормальности» хорошо иллюстрирует вопрос - «а нормально, что менты пытают людей?» и соответственно два варианта ответа «да, по крайней мере в наших краях это нормально - тут всегда так было и всегда так будет» и «конечно нет, кто им дал право так обращаться с людьми». Значения очень разные, поэтому я предпочитаю не использовать это слово.
Норма действительно понятие двусмысленное. Ее можно рассматривать как описание, а можно как предписание. Дескрипцию и прескрипцию. Или нормальность и нормативность. Я говорил выше о нормальности как предсказуемости, позволяющей людям планировать свою жизнь. Представление о нормальности предполагает, что правила разумны, а те, кто их создает и контролирует не злонамеренны. Правила в реальной жизни соблюдаются не вполне, но их нарушения до поры считаются эксцессами отдельных исполнителей. Всегда возможно другое понимание нормы (иная нормативность), но здесь важен консенсус. Или, совсем по простому, важно справедлив существующий порядок с точки зрения большинства или нет. Текущий кажется большинству справедливым. Выживание в него включается, но к «кормушке» и «жратве» все не сводится.
Ну смотрите. Я немного по-другому это вижу. Насчёт правил всё вообще элементарно. Правило в РФ одно - «начальник всегда прав». Позволяет ли это людям планировать свою жизнь? Да, пока начальник не поменялся. Причем начальник не в смысле Путин, а в смысле ближайший к тебе начальник, с которым ты непосредственно взаимодействуешь.
Второй важный момент - задумайтесь, а зачем вообще человеку иметь последовательную и непротиворечивую позицию? Зачем человеку приводить в порядок собственные мысли, зачем рефлексия и вот это вот всё. Очень многие живут примитивными рефлексами (типа, видишь пиво - выпей его), и это полезно иметь в виду. Люди говорят и делают вещи, абсолютно диаметрально противоположные тому, что они говорили/делали вчера и у них нигде от этого не свербит, для них «справедливость» - это просто набор букв или звуков, максимум - смутный образ чего-то приятного. Экстраполировать собственную способность и главное - потребность размышлять на всех остальных это большая ошибка, мне кажется.
Боюсь что это слишком простая картина. Начальник прав далеко не только от того, что он занимает свое место. Обыватель совсем не дурак, и прекрасно понимает, что начальники бывают сволочами, ворами, да и просто людьми не на своем месте. Правота начальства связана с тем, что вся их совокупность создает ткань обыденной и предсказуемой жизни. Дозволение начальству чудить вовсе не следствие народного послушания и долготерпения. Начальник неидеален, но и мы себе на уме. И здесь есть свои границы дозволенного. Можно вспомнить недавнюю историю «мусорных протестов». Там начальство нарушило негласный контракт, его действия вели к катастрофическому разрушению привычного уклада. И заметьте, власти в свою очередь тоже отчетливо берега видят, то что допустимо с интеллигентской или хипстерской оппозицией, там оказалось неприменимо.
Большая ошибка считать, что границы манипуляции, возможности идеологической обработки беспредельны, а люди готовы проглотить все что угодно, любые изменения к худшему в их жизни. Их представление о нормальности не совпадает с вашим или моим, но это не значит, что оно отсутствует вовсе.
Умение жить в коротком горизонте планирования формируется уже 3 года, с начала пандемии. Привыкли
Проблема в том, что навык жить не планируя "на завтра" - один из первых признаков бедности, если не сказать, нищеты. Речь, конечно, идет о вынужденности использования этого навыка. И это уже "спираль бедности" - чем меньше ты планируешь, тем сложнее выбраться из этого водоворота.
До этих Z-поддерживателей понимание ошибочности курса в любом случае дойдёт достаточно быстро либо через желудок, либо через необходимость бежать в бомбоубежище. Конкретный способ от степени поддержки зависит.