«В волостном суде (подготовка к наказанию розгами)». Картина Сергея Коровина, 1884. Телесные наказания для крестьян были сохранены в законе и после отмены крепостного права.
Почему все попытки модернизации и либерализации России за последние 160 лет заканчивались неудачей? На этот вопрос пытается ответить книга российского историка Михаила Давыдова «Цена утопии: История российской модернизации» (готовится к печати в издательстве Новое литературное обозрение). Особое внимание автор уделяет второй половине XIX — началу XX века, времени, когда (цитируем издательскую аннотацию) Россия пыталась реализовать первую в своей истории антикапиталистическую утопию:
Власть и часть общества соглашались, что в индустриальную эпоху можно быть «самобытной» великой державой, то есть влиять на судьбы мира, принципиально отвергая все, за счет чего конкуренты и противники добились процветания, и в первую очередь — общегражданский правовой строй и соответствующие права всех слоев населения.
Как эта утопия предопределила судьбу страны на много лет вперед? С любезного разрешения издательства публикуем главу «Что такое социальный расизм», в которой показаны глубинные корни идейного неравенства, разъедавшего российское общество.
“Все эти мысли ясно показывают, что дворянство воспринимало крестьян как представителей какого-то другого, низшего вида Homo sapiens (слова «неандертальцы» тогда не было), никоим образом не равного им” — на мой взгляд, тут у автора явное преувеличение и необоснованное предположение. В приведённых цитатах речь идёт о фактических навыках крестьян, обусловленных условиями их жизни, а не биологических или анатомических особенностей. Называть это расизмом — размывать, обесценивать термин. Все равно что называть любую категоричную позицию фашизмом, как это любят делать российские (и не только) власти (а также завсегдатаи форумов, любящие поспорить до виртуального мордобоя).
.
Впрочем, следует согласиться, что саму систему сословий вполне можно (и нужно) назвать социально-расистской. Потому что она определяет будушее (и набор прав) человека почти полностью по факту его происхождения. Но, тем не менее, это не отменяет справедливости озвучиваемой в цитатах мысли о том, что без соответствующих гражданских навыков население неудовлетворительно справится с задачей самостоятельной правовой жизни. Надо ли в таких условиях давать ему свободу или не надо — вопрос другого порядка. Точнее, о том, что надо, вопрос даже не стоит. Разумеется, надо. Вопрос лишь в том, как именно. Идеальный «господин» делал бы это постепенно, подготавливаясь «раба» к вольной жизни. И вот как раз с этой задачей российское дворянство, очевидно, справилось из рук вон плохо.