Июль 2023 года. Люди под дождем в Москве
Bulkin Sergey/news.ru via globallookpress.com
Образцовый советский, а потом и постсоветский человек крайне редко ощущал себя субъектом принятия решений. Так уж его воспитали, да он и не слишком этому сопротивлялся.
Все, что он делал, думал, говорил, чувствовал, — хоть дурного, хоть хорошего, — происходило по принуждению.
Слово «принуждение» и в нынешние дни и годы является одним из ключевых в описании различных событий. В последние годы — в основном внешнеполитических.
«Принуждение к миру», например.
Подобного рода словесная конструкция не может не спровоцировать продолжение ряда: «Принуждение к дружбе, к любви, к доброте, к милосердию, к чувству прекрасного, к стыду, к покаянию…»
Все это возможно. И на все это человек в принципе способен. Но по принуждению.
Бывает принуждение к здоровью. И не просто к здоровью, а к тому, что разнокалиберному начальству угодно считать здоровьем.
В последние дни задорно замигало яркими лампочками принуждение к так называемым традиционным интимным отношениям, то есть одобренным и легитимированным компетентными в таких, как и во всех прочих, делах инстанциями. И, соответственно, этими же инстанциями принято историческое решение о медицинском вмешательстве, — не исключено, что и принудительном, — по отношению к тем, чей выбор иных форм межличностных отношений никак не вписывается в круг дикарских по своей сути представлений о добре и зле, о прекрасном и безобразном.
Иногда нас стараются принудить к радости. И, между, прочим, это получается. Потому что тяга к радости вечна и неистребима.
Оскоромлюсь самоцитатой. В довольно старом моем поэтическом сочинении есть такое место:
«Радость, не узнавшая из нас никого, уходит восвояси в то время, как что-то такое опять и опять напомнит о себе…»
Но иногда и узнает. Иногда и не уходит. Иногда и роковое «что-то такое» не спешит до поры до времени напоминать о себе. Но в любом случае она, радость, подстерегает нас повсюду.
Распространенная еще с давних времен словесная конструкция «скажите еще спасибо, что…» время от времени начинает нести в себе особенно заметный инструментальный заряд.
Советский человек тоже по большей части радовался. Радовался тому, что продавщица хоть и обхамила его, зато не обсчитала, что явились к нему с обыском, но ведь не арестовали, а если и арестовали, то выпустили и даже не отлупили, а если и отлупили, то хотя бы не посадили, а если и посадили, то ненадолго, а если и надолго то не на Колыму, а в Мордовию.
Несколько поколений пережил старый советский анекдот: «Тебе сколько дали?» — «Двадцать пять». — «А за что?» — «Да ни за что!» — «Брешешь! Ни за что только десятку дают». К слову сказать, анекдот, хотя и хороший, но не точный. Потому что и двадцать пять давали, как правило, тоже ни за что. А вот, кстати, и теперь.
Но и теперь человек беспрерывно радуется. Ну, конечно, пока еще не так яростно и отчаянно, как в те суровые времена, но все же.
Поводы для радости есть всегда. Даже в наши совсем не веселые дни.
Не могут, например, не радовать чуткого к родному языку человека тексты некоторых судейских приговоров, как будто бы специально для такого случая сочиненные писателем Зощенко и невнятной монотонной скороговоркой зачитанные как будто бы его же персонажами.
И это ничего, что эти тексты не имеют ни малейшего отношения к тому, что принято именовать «юстицией». Зато они более чем состоятельны в чисто художественном смысле. А если бы еще эти тексты и последствия имели тоже исключительно художественные, а не те, какие они имеют, то и вообще бы им цены не было.
Но чистой и беспримесной никакая радость не бывает.
Цитировать хочется буквально все, и как минимум половина из этих цитат, как было сказано однажды по совершенно иному поводу, со временем войдет в пословицы.
Ну, хотя бы: «…Осмысление ситуации непорочного зачатия…»
Или: «…Искажения эти вводят граждан в замешательство…»
Или: «…Оскорбил многочисленные чувства разнообразных социальных групп не только в речевой форме, но и двигательной активностью лица…»
Не знаю, кто как, но лично я беру эту «двигательную активность лица» в свой оперативный речевой запас.
Приходится радоваться. Радоваться, несмотря на то, что любой из нас, строго говоря, уже заранее признан виновным. Потому что каждый хоть что-нибудь да отрицает, что-нибудь в ком-нибудь, — хочет он того или нет, — непременно, возбуждает, а то, глядишь, и разжигает, к чему-нибудь, — пусть и невзначай, — призывает, что-нибудь уже самим фактом своего существования дискредитирует.
И мы радуемся. Радуемся, узнав, что такой-то ни в чем не повинный человек получил не реальный срок, а условный. И мы, разумеется, радуемся: то, что условный срок несравненно лучше, чем реальный, едва ли требует доказательств.
И мы радуемся. Радуемся, презирая самих себя за бессилие и безволие. Но все равно радуемся. А что же еще остается делать, если так мы устроены, что без радости — никуда и никак.
