Корнер валютного магазина Берёзка в советской гостинице
wikipedia.org
Примерно месяц тому назад компания молодых питерских филологов пригласила меня в их чудесный город выступить там в каком-то клубе. Поскольку одного из них я уже более или менее знал лично, я, разумеется, согласился, тем более что давно не был в моем любимом Питере.
«А что за клуб такой?», — спросил я. «Ну, это даже не клуб, а скорее художественная галерея, где также проходят всякие культурные события. Называется «Березка».
Услышав это до странности кондовое название, я не то чтобы вздрогнул, но как-то внутренне напрягся. Эта внезапная для 20-х годов нашего века «Березка» отозвалась в моей травмированной памяти чем-то заскорузло-советским, чем-то вроде детской хоровой студии при Домоуправлении номер четыреста восемнадцать или кафе-стекляшки на вокзальной площади районного центра. Отозвалось чем угодно, но, как ни странно, не тем, что оказалось на самом деле.
«Откуда же такое название у, судя по всему, «продвинутой» галереи?» — осторожно поинтересовался я.
«А! Это очень просто! — объяснили мне. — Там раньше, в советские годы, находился магазин «Березка». И вот как бы «связь времен» и тому подобное … Сейчас это вроде как принято — «Гараж», «Винзавод», «Депо» и прочее».
С чего бы это я вспомнил вот прямо сейчас об этой питерской «Березке» и о ее историческом прототипе? Не оттого ли, что в эти самые дни по просторам интернета стала бродить, как призрак коммунизма, такая вроде бы скромная по нынешним эпическим временам новость:
«В Москве и Петербурге откроют магазины беспошлинной торговли, купить товары в которых смогут только дипломатические работники, сотрудники международных организаций и члены их семей».
Ну, и что первым приходит в голову человеку, помнящему что-то из полулегендарных времен «развитого социализма»? Разумеется, она, «Березка».
Или в крайнем случае ее предок — «Торгсин», столь смачно описанные в «Мастере и Маргарите». Но «Березка» все же, как и «своя рубашка», ближе к телу.
Вот интернет и заполнился бесчисленными шутками-прибаутками и частными воспоминаниями.
И правда же, как можно забыть исполненные особого сакрального смысла такие заветные слова, как «сертификаты», «чеки», «купоны», еще что-то в таком же духе.
Я-то как-то так и не стал одним из тех счастливцев — обладателей этих неказистых с виду бумажек. А уж тем более не могло водиться у меня денежных купюр с изображениями разных американских президентов. Так что эти «Березки» я видел исключительно снаружи.
Впрочем, вру — один раз я туда все же попал. В самом начале 80-х. Нашей дочке было полгода, когда она заболела какой-то неприятной кишечной хворью. Одна из сменявших друг друга докториц сказала, что хорошо бы перейти на сухой кефир. Но тот, что нужен, то есть датский сухой кефир, продается только в «Березке», уж извините…
Что делать. Я обратился к знакомому англичанину, в те годы жившему и работавшему в Москве, и попросил его о помощи. Он, разумеется, немедленно откликнулся. И мы пошли с ним в продуктовую «Березку», — не путать с той, где лежали стопочкой заветные джинсы, японские куртки и кассетные магнитофоны. Мы пришли в эту «Березку», где я старался не особенно глядеть по сторонам. Почему-то успел я все же заметить лишь нечто рыбное в красочной обертке. Эта была, представьте себе, вобла, которая в те времена была тоже чем-то вроде предмета роскоши. Как, впрочем, и все остальное.
Мы нашли этот спасительный датский кефир, мой приятель купил несколько банок и торжественно подарил их нам, в виде бонуса прибавив к ним еще и блок «Мальборо».
В следующий раз я попал в такой магазин уже в самом начале 90-х, когда я уже начал куда-то ездить и имел в кармане некоторое количество собственной СКВ («свободно конвертируемой валюты») — количество довольно ничтожное, но достаточное для приобретения связки бананов и пары йогуртов для дочки и трех банок «Хайнекена» для себя.
Мифология и метафизика «Березки» в советские годы не сходили, что называется, с уст. О «Березке» ходили легенды и слагались песни — знаменитая песня Высоцкого, например.
Что может означать реинкарнация «Березки» в наши дни? Не вполне понятно, при том, что на сегодняшний день, — по крайней мере, пока, — можно все-таки более или менее все, что надо, приобрести в обычном магазине. Уж воблу — точно.
Эти новые торговые точки «беспошлинной торговли», судя по новостным сообщениям, призваны обеспечивать исключительно иностранных дипломатов и их семьи. Но ведь «Березки» вроде бы — тоже! А при этом они стали волшебным миром, куда могли приникнуть не только сакральные, всепроникающие иностранцы, но и кое-кто из советских граждан, имевших золотые ключики от неприступных дверей.
Не исключаю, что в подтексте таких инициатив и таких решений лежит глубинная и неистребимая тоска по «совку», точнее по некоторым очень важным и существенным его признакам, одним из которых был его превосходительство Дефицит.
Главное вожделение совка, основополагающий его эрос — это не богатство. Сама категория «богатства» в те годы была под большим подозрением.
Были, конечно, и «богатые». Но богатства если не стыдились, то уж точно его не афишировали. За богатство надо было платить страхом, повышенной осторожностью, беспокойным сном. Дачи и автомобили надо было регистрировать на тещ и двоюродных племянников.
Этими «богатыми» были продавщицы газировки, труженицы пивных ларьков, заправщики газовых зажигалок, рубщики мяса на рынках и в гастрономах, продавщицы в комиссионках, директора ресторанов — все те, кто, начиная с «оттепельных» 60-х, стали излюбленными объектами всех отважнейших сатириков-юмористов, всех «гоголей-щедриных» из «Крокодила» и «Фитиля».
Самым сладостным для совка было не богатство само по себе, не сами по себе автомобиль, джинсы «Lee», блок «Кэмела» и джин «Бифитер». Самым сладким было то, что у тебя это все было, а у других не было.
Самым сладким было ощущение принадлежности к особому таинственному миру избранных, владевших отмычкой от заветных кладовых. Самым сладким была завистливая почтительность со стороны «населения». В специфическом словаре этой среды такие, например, слова, как «колбаса» и «колбаса для населения» были совсем разными словами, означавшими совершенно разные и даже мало схожие между собой объекты материальной культуры.
И это было не богатство. Это — бери выше — были «привилегии», которыми пользовался «спецконтингент». И вообще сакральным статусом тогда обладали тогда слова с приставкой «спец». Спецбуфет, спецобслуживание, спецраспределитель. Все тогда у них было специальным. Случайного ничего не было.
Вот и достопамятные валютные «Березки», ставшие таким же непременным атрибутом советского ландшафта, как и сентиментально-патриотические березки, изображаемые на сусальных картинках, продававшихся в художественных салонах. И что с того, что одни и другие «березки» зеленели и шумели свежей листвой для совсем разных людей.
«Вы ведь, наверное, помните эти советские «Березки»? — спросил меня молодой человек, раскрывший мне секрет названия галереи.
Да как же мне не помнить! А если и захочешь забыть, то ведь не дадут.
