Фото: Wikipedia
После пригожинского «марша справедливости» у российского вторжения в Украину появилось альтернативное измерение. В воздухе повис немой вопрос: а кто рискнёт следующим? Привычным фоном околовоенной повестки уже стали новости, что такого-то популярного в войсках генерала сняли с должности, о другом ничего достоверно неизвестно уже третью неделю, а вот в этой части бойцы будто собрались с фронта в тыл защищать своего отставленного «батю».
Развязанная нынешней российской властью бессмысленная война продолжает пожирать себя сама — неспешно, но необратимо. Будто мифический уроборос, древний символ постоянной гибели и перерождения. И пока непонятно, во что для страны переродится преступная агрессия против чужого государства.
В этой связи любители истории всё чаще вспоминают об одном из многих не самых заметных событий 1917 года — августовском выступлении генерала Лавра Корнилова. Чего добивался военный: временной диктатуры ради победы в Первой мировой войне или полного отката к порядкам до Февральской революции? Или слабый в политических интригах генерал попросту попал в ловушку от своих противников? Наконец, почему провал Корнилова обеспечил приход к власти большевиков? Пробуем разобраться вместе в этой не самой однозначной странице самого насыщенного года в отечественной истории.
Машина, которая потеряла управление
Категории рационального едва ли когда-нибудь настолько мало значили для России, как в 1917 году. Трезвый расчёт, осознанный выбор и холодные умозаключения вчерашним подданным уже низложенной династии Романовых заменяла мешанина ярких и неясных образов. Один из них, как ни странно, автомобиля.
Сами по себе машины уже не выглядели диковинкой для жителей российских крупных городов. По всей стране их насчитывалось около 8800, причём каждую тринадцатую собрали внутри страны, в основном на Русско-Балтийском вагонном заводе в Риге.
Именно с автомобилем современники часто сравнивали качество госуправления после Февраля. Разумеется, не с отлаженным и надёжным аппаратом, который ведёт знающий маршрут шофёр, а с его прямым антагонистом. Безымянный одесский карикатурист в августе 1917 года изобразил главу Временного правительства Александра Керенского водителем, подъехавшим к краю пропасти. Другая расхожая аллегория про премьера и его министров — «держали руль мёртвыми руками».
Изображение: Wikipedia / Оптимум, Одесса
Тем удивительнее, что ещё два-три месяца назад Керенский сводил с ума всю Россию. Выступления политика перед солдатами на фронте или добропорядочными обывателями Петрограда и Москвы напомнили бы жителю XXI века не то шоу от популярного рэпера, не то проповедь сектантского лидера.
Возникло даже особое понятие для такого формата встреч Керенского с народом— митинг-концерт. И его неотъемлемым участником (точнее, участницей) служил второй яркий образ России-1917 — кочевавшей по газетным отчётам «дамы в ярком цветном платье». Экзальтированные слушательницы то заламывали руки от восторга перед премьером, то падали от исступления в обморок, то срывали с себя ювелирные украшения, чтобы пожертвовать их на нужды новой свободной страны. Оттенял восторженных дам другой характерный типаж — более спокойного, но тоже восторженного молодого офицера, обычно с «Георгием» в петлице за недавнее дело где-нибудь на Двине или в Карпатах.
Романтическим поручикам обычно полагалось выносить на руках Керенского из зала после очередного выступления.
Правда, к концу лета 1917 года переметчивые дамы и их кавалеры нашли себе нового кумира — главнокомандующего воюющей армией Лавра Корнилова. С июля-августа салюты из цветов и колец полагались уже больше генералу, чем главе правительства. И второго эта перемена, конечно, не могла не тревожить.
Фото: Wikipeda / А.И. Савельев
А финальным штрихом поверх этой сумбурной картины ложилась атмосфера всеобщего постреволюционного хаоса. Особенно он торжествовал в Петрограде. После низложения Николая II один месяц сменял другой, но порядка в столице становилось только меньше. Непрерывные митинги и шествия, где всё увереннее верховодили ещё вчера неизвестные политики вроде большевика Владимира Ленина, дополнял банальный беспорядок на улицах.
«После Февральской революции Петроград напоминал город, где наступил праздник непослушания. Трамваи были перевернуты, толпы «свободных граждан» радостно слонялись по проезжей части. […] Мостовую усыпала шелуха от семечек, которую крестьяне в серых шинелях отныне могли свободно бросать на брусчатку: дворники, в старой России всегда неформально приравнивавшиеся к низшим полицейским чинам, были взяты под подозрение и на работу предпочитали не выходить».
— Фёдор Гайда, российский историк
Вот в такой стране на самом излёте августа 1917 года и разыгралась не то трагедия, не то фарс корниловского мятежа.