Владимир Путин во время урока «Разговоры о важном»
Kremlin.ru
В 2019 году преподаватель факультета гуманитарных наук ВШЭ профессор Гасан Гусейнов написал пост об «убогом клоачном русском языке», на котором говорит и пишет Россия. Тогда разразился скандал — многие пользователей соцсетей обвиняли Гусейнова в русофобии. С тех пор дискуссия утихла, но, по мнению ученого, приблатненный язык проделал эволюцию и стал языком широкого круга людей. Гусейнов сравнивает ситуацию с разрывом канализационной трубы, отремонтировать которую невозможно. Фарида Курбангалеева поговорила с профессором Гусейновым о связи между упадком в обществе и распадом языка, а также о том, почему мат — это средство защиты, а молчание — это знак согласия с властью.
— На днях я говорила с подругой из России и она сказала: «Мы, конечно, надеемся, что скоро ситуация изменится, потому что мы все от нее устали». Я могла бы ответить ей что-то более конкретное, но решила этого не делать, потому что представляю атмосферу, в которой она живет, и сказала: «Я тоже надеюсь на лучшее». При этом, я поймала себя на мысли, что мы стали разговаривать как в сталинском прошлом. Это правда?
— Если говорить чисто исторически, не бывает возврата ни к какому прошлому. Бывает новая эпоха, которая чем-то напоминает далекое прошлое — например, 1930-е годы. И тут возникает совершенно другой вопрос. Если так [сильно] напоминает — то, что это значит? Это значит, что не были извлечены никакие уроки. Они не были извлечены во время оттепели в конце 1950-х годов, они не были извлечены в конце Горбачевской и в начале Ельцинской эпохи. И это привычное неизвлечение уроков отдаётся у людей ощущением, что история повторяется.
На самом деле, история не повторяется. Это совершенно новое явление, которое нам очень легко зафиксировать, потому что мы живем в условиях соцсетей, когда каждое слово, когда бы мы его ни произнесли, остаётся таким же свежим, как будто мы произнесли его вчера. Ничто не забывается, каждый образ висит и можно поднять, так сказать, всю «документацию».
Поэтому базовая проблема не в том, что вернулось какое-то ужасно неприятное ощущение, когда даже близкие люди в разговоре друг с другом как бы скрывают то, что они на самом деле хотят сказать, но боятся что-то произнести. А в том, что нужно проанализировать это ощущение и увидеть не только сходство с 1937-м годом, но и различие. Понять, чем отличается наше время от того.
Гасан Гусейнов
— А в чем отличие?
— Базовое отличие в том, что 1937 год был ничтожным и несопоставимым по сравнению с террором конца 1920-х — начала 1930-х годов, когда истреблялись целые сословия: крестьянство, дворянство, купечество, священнослужители. Какая-то часть этих людей сумела сбежать, а другую просто уничтожили физически. Этих людей были миллионы. А в 1937-м году пострадала [властная] верхушка и случайные городские люди. Но это осталось в памяти, потому что это были «свои люди» и документов об их жизни было в достатке. Чистка верхушки НКВД была более заметной, чем истребление так называемого кулачества. Так что самое страшное — то, что было после революции, «красный террор».
Новым является то, что у очень многих людей появилась возможность уехать из страны и не потерять связь с другими такими же. Когда было бегство из начальной советской России, люди очень быстро потеряли связи. И потом, очень активно работала сталинская агентура, которая очень быстро уничтожила очаги интеллектуального сопротивления. Мы можем вспомнить судьбу Вячеслава Иванова, который в 1920-е годы эмигрировал из Советского Союза, причем, ему разрешили уехать официально. И потом пытался где-то [за рубежом] пристроиться, и это было очень мучительно.
Сейчас другая ситуация, потому что бегство не мешает многим людям сохранять связи. Мы живем в информационном обществе, где очень много мобильных людей, которые немедленно встраиваются в какие-то проекты. Это могут быть международные проекты, или они могут создать свои. Бизнес стал доступен многим, так что новизна нашего времени именно в этом. В этом новом времени люди, которые мыслят по-новому, понимают, что нам предстоят очень тяжелые времена. И поэтому необходимо, как бы раньше пренебрежительно сказали, спасать свою шкуру. Ее важно спасти, чтобы сохранить разум, а также жизнь и здоровье. Вот этим отличается наше время — возможностью, которая, в общем, открыта очень многим. Для людей помоложе, но и не только для них, это возможность просто взять ноги в руки и бежать.
— Но ведь так или иначе люди, которые остаются в России, боятся разговаривать так же, как боялись разговаривать в советские времена.
