«Утро стрелецкой казни», картина Василия Сурикова, 1881 год. Стрельцы на картине неспроста еле стоят на ногах: каждый при дознании получил порядка 60-70 ударов кнутом на дыбе — многих это делало инвалидами

«Утро стрелецкой казни», картина Василия Сурикова, 1881 год. Стрельцы на картине неспроста еле стоят на ногах: каждый при дознании получил порядка 60-70 ударов кнутом на дыбе — многих это делало инвалидами

Изображение: Wikipedia / Государственная Третьяковская галерея, Москва

Теракт в «Крокус Сити Холле» во всех смыслах стал вехой в истории современной России. Незримая планка насилия, поощряемого властями и приемлемого молчаливым большинством граждан, упала ещё на несколько положений вниз. Фото предполагаемых террористов с отрезанным ухом и телефонными проводами у гениталий — определённо не тот рубеж, через который будет легко перешагнуть обратно.

По существу, новой нормальностью объявлены те практики, которые российское государство само ещё недавно пыталось отрицать или замалчивать. Да, кто-то может успокаивать себя и других, что нарочитая брутальность силовиков направлена против однозначно «чужих» людей. Но, как показывает опыт отечественной истории, жертвой пытки легко может стать вчерашний экзекутор или его начальник.

Вместе с тем и при царе, и при советском режиме у России получалось десятилетиями жить без сомнительного института. Так почему же государство неизменно возвращалось на порочный путь?

«Пытати татя безхитростно…»

В раннем Средневековье пытки прочно вошли в повседневность европейских стран. Изначально, впрочем, считалось, что они допустимы лишь к неполноправным членам общества. Но эта установка ушла в прошлое по мере отмирания рабства, закрепощения крестьян, становления централизованных государств и усиления церкви.

Пытать стали всех подозреваемых вне зависимости от социального статуса.

Особенно это касалось тех, кого обвиняли в наиболее страшных по представлениям своего времени преступлениях — государственной измене и исповедании ересей. В XIV — XVI веках через пытки прошли многие известные европейцы вроде Жака де Моле, Джироламо Савонаролы, Томаса Мора или Гая Фокса.

«Казнь Савонаролы на площади Синьории в 1498 году». На картине Филиппо Дольчати запечатлена расправа над известным радикальным проповедником XV века из итальянской Флоренции

Изображение: Wikipedia

В разных государствах сложились похожие стандарты сыскных процессов. Они не подчинялись современным принципам презумпции невиновности и защиты прав обвиняемых. Представший перед судьёй-следователем должен был любой ценой засвидетельствовать свою невиновность. И для средневековых людей лучше всего о честности человека говорила его способность терпеть физическую боль, не меняя данных показаний. Аналогичные процессы охватили и молодое Русское государство со столицей в Москве.

«Иван III свергает татарское иго, разорвав изображение хана и приказав умертвить послов». Картина Н.С. Шустова

Изображение: Wikipedia

В 1497 году великий князь Иоанн III в своём Судебнике официально легализовал пытки. О физическом воздействии на подследственных прямо говорилось в двух статьях документа — № 14 и 34. Первая разрешала пытать прирочных человеков, то есть тех, на кого указывал уже изобличённый злоумышленник. Вторая же позволяла должностным лицам назначать экзекуции по своему усмотрению.

«А которому дадут татя [преступника], а велят его пытати, и ему пытати татя безхитростно, а на кого тать что взговорит, и ему то сказати великому князю или судии, который ему татя даст…»

— Судебник 1497 года, статья 34

Притом данные под пытками показания могли служить аргументом и для смертных приговоров — за разбои, убийства, церковную татьбу и иные правонарушения. Нередко так и случалось на практике.