Летом у Москвы свои напасти. Их много и они разнообразны: отключение горячей воды; мегатонны тополиного пуха (действующего как нейтронное оружие, убивающего все живое и оставляющего нетронутым город); нашествие разноязыких орд из области и страны на бесконечные дурные массовые народные гуляния и праздники; сизый дым от миллионов жарящихся шашлыков (чей стоящий столбом дым там и сям делает Москву похожей на ставку хана в поле и вводит в ступор даже китайских генералов на авиашоу, не говоря уже о бредящих хай-теком европейцах); сотни недвижимых упившихся и неподвижных тел вдоль дорог в теплые дни и бесконечные жара и духота. Зимой москвичам полегче. Зимой, все же, кроме костоломного гололеда, сосулек-убийц и запаха бомжатины в метро, не так уж и много массовых тотальных раздражителей. Но все перечисленные беды носят, скорее, безличный характер стихийного бедствия. Летом же одна напасть становится причиной эпидемии ненависти и смертоубийства. Летом по ночам на улицах появляются ушлепки на машинах. Ушлепки паркуются у домов и начинают дискотеку на всю ивановскую: врубают на полную мощность динамики машин, пьют водку и пиво на капотах и щекочут или еще чего там своих девок. В жару люди имеют привычку открывать свои окна вовсю, в хлипкой надежде, что ветерок будет ласкать их по ночам. То есть, звукоизоляции никакой. Раньше ушлепки ставили машины прямо под окнами домов в спальных районах, но местные жители закидывали их бутылками, яйцами, заливали кипятком и просто бросали пакеты с мусором. Ушлепки были в ярости, но им пришлось уйти от домов с криками, что они всех найдут и покалечат. И тогда ушлепки лишь сменили тактику. Теперь свои сборища они устраивают в недосягаемых для броска местах: под деревьями и на свету. И собираются в стаи уже из 10–15 человек на нескольких машинах. К таким просто так сделать замечание уже не подойдешь. Иногда доведенные до белого каления люди выходили на разборки и стреляли в ушлепков из ружей, обрезов и табельных пистолетов, но это заканчивалось трупом, судом и быстро сошло на нет, как неэффективное средство борьбы. Для ликвидации ушлепков необходимо было либо очень толково и профессионально валить их, то есть проводить целую спецоперацию, оставаться потом на свободе, а на это способны единицы граждан нашей страны, либо собирать в домах команды Линча человек в двадцать и проламывать головы ушлепкам. Но это, опять же, идея утопичная и дело подсудное. Милицию, естественно, никому вызывать в голову не придет. Себе дороже, опаснее и может выйти вызывающему таким боком, что люди предпочитают не связываться. Ситуация патовая. Жители терпят, ушлепки входят во вкус безнаказанности, в городе растет ненависть к себе, к согражданам, к власти и властным структурам. Был еще один вид летних ушлепков – Ushlyopok Domesticus. Этот вид открывал окно настежь ночью и не давал спать своей музыкой и вечеринкой всем соседям. Но с такими также быстро разбирались домашними методами: поджигали двери, почтовые ящики, били окно кирпичом на веревке, могли избить в подъезде или кинуть то же яйцо в голову при возможности. Ushlyopok Domesticus не прижился как вид, и теперь занесен в Красную Книгу Москвы. Многие помнят, что, опять же, несколько лет назад, в подъездах зимой бухал, кололся, трахался и испражнялся вид Ushlyopok Buharicus Narcoticus. Тоже почти вымер. Причем вымер в прямом смысле: от передозов и циррозов, сел в тюрьму. Произошла и смена поколений, если раньше у этого вида была база в виде советских еще квартир, то теперь невозможность купить, снять или найти жилье выдавила этот вид за пределы Москвы. Хотя, многие считают, что этот вид просто уничтожили консьержки. Подъездов с консьержками все больше и больше, если уже не большинство в городе. Люди платят за свою безопасность и за видимость глянцевой жизни. Мне доводилось беседовать с одной консьержкой-ветераном войны с представителями вида Ushlyopok Buharicus Narcoticus. Скажу честно, те тяготы и лишения, которые она перенесла, будут не хуже тягот тех, кто воевал на полную катушку на локальных войнах по всему миру. Консьержке проламывали голову, избивали, пытались сжечь ее будку, брали в заложники, угрожали семье, обещали убить. И это все происходило в замкнутом пространстве. Никуда не уйти, надо держать пост. И она выдержала. Отстояла дом. Эта тема обширна и таит в себе еще много неизвестного. Быть может, вместо пользующихся дешевой популярностью книг об офисных клерках и телках, гастарбайтерах и бутовских гопниках, новый Гиляровский напишет когда-нибудь великую книгу о Москве нулевых, которая будет называться «Жизнь Консьержки». И это будет настоящим памятником еще одной московской закатной эпохи.
