Агрессивное наступление на цены в российских магазинах, предпринятое президентом Путиным и беспрекословно поддержанное правительством, стало крупной национальной новостью. И действительно, масштаб освещения проблемы и ее решения придает всему форму важного социально-экономического феномена. Ручное управление в стране дошло до того, что на магазинных ценниках под макаронами, сахаром и подсолнечным маслом впору наклеивать стикеры «Цена снижена по итогам совещания президента Путина В.В. с министрами правительства РФ от 09.12.2020 г.» или просто – «Действует кремлевская скидка!». Однако шутки в сторону: мы наблюдаем не такое уж новое явление. История экономики, и далеко не только российской, знает немало примеров прямого государственного воздействия на частное ценообразование. Напомним, что в этом случае происходит.
Резкое ослабление рубля в декабре 2014 года ускорило инфляцию, что повлекло за собой ожидаемую реакцию властей – прокурорские проверки в торговле. Крупнейшие розничные сети поспешили ампутировать себе палец, чтобы не лишиться ног. «Магнит», X5 Retail Group, «Ашан», «Дикси», Metro Cash & Carry и ряд других ритейлеров замораживают цены на социально значимые продукты, только бы не допустить государственного вмешательства. Цены на 150 препаратов из условной категории «жизненно необходимых» уже давно контролирует Минздрав. Вероятно, дело этим не ограничится: в Госдуме только и разговоров про необоснованное завышение цен. Страна возвращается во времена Госплана? Правительство как будто этого не хочет. Минпромторг предложил было заморозить цены на гречку, но не нашел понимания. Регулирование цен опасно гиперинфляцией и исчезновением товаров из магазинов, как в Советском Союзе, предупредил премьер-министр Дмитрий Медведев. Между тем контроль цен остается весьма соблазнительным да и к тому же старым как мир ответом государства на острые экономические проблемы. Чего больше в таком контроле, вреда или пользы?
Как государство управляет ценами?
Двумя способами: само устанавливает цены либо ограничивает их – сверху или снизу, то есть ниже или выше равновесного рыночного уровня. Ограничение максимальных цен, как правило, затрагивает наиболее критичную часть ассортимента. Цель – защитить граждан от невзгод конъюнктуры, когда высокие темпы инфляции (особенно на фоне падения реальных доходов) ограничивают доступ бедных слоев к жизненно необходимым товарам и услугам. Также встречается ограничение минимальных цен – для поддержки легального (скажем, на российском рынке алкоголя) или национального производителя (к примеру, фермеров Евросоюза).
Практика регулирования имеет множество вариаций. Там, где одни страны проявляют разумную осторожность, другие – лишь усердие. Например, Китай в начале 1980-х установил квоту на продажу товаров по регулируемым ценам, выбрав которую предприниматели могли торговать уже по ценам рынка. Так у бизнеса появлялся стимул к наращиванию объемов, а власть страховала себя на случай голодных бунтов. А вот подход российских чиновников из Ямало-Ненецкого автономного округа: они установили разрешенную наценку на продукты питания в диапазоне 26–75% – в сложной зависимости от категории товара, удаленности территории, где он продается, величины розничной сети и других параметров. Издержки такой системы (включая административные) авторы, по-видимому, просчитать не успели: для отслеживания цен потребуется армия контролеров.
Почему политики считают регулирование хорошей идеей?
Потому что она соблазнительно проста и дает быстрый эффект: рост цен замедляется. Логично, что населению не нравится переплачивать. Также естественно, что, как пишет американский экономист и исследователь Хаг Рокофф, население «не всегда видит связь между контролем цен и проблемами, которые он создает». Опросы, проведенные в разное время, имеют неизменный результат: большинство выступают за решительное ограничение цен, которые позволяют себе завышать алчные торговцы. Контроль цен, таким образом, становится интуитивно понятным для политиков средством преодоления экономических трудностей. Типичный довод типичного «контролера»: какими бы ни были последствия для рынка в будущем, они лучше социальных волнений в настоящем.