| Есть замечательное выражение на фарси: war nam nihadan, которое значит «убить кого-то, похоронить его тело, а затем, чтобы его спрятать, вырастить над ним цветы». В 2011 году мы были свидетелями (и участниками) серии оглушительных событий – от «арабской весны» до движения «Оккупай Уолл-стрит», от протестов в британских пригородах до идеологического безумия Брейвика. 2011 год был, таким образом, годом опасных грез, причем амбивалентных: были освободительные мечты, мобилизовавшие протестующих в Нью-Йорке, на площади Тахрир, в Лондоне и Афинах; и были темные деструктивные грезы, двигавшие Брейвиком и расистскими популистами по всей Европе, от Нидерландов до Венгрии. Первоочередной задачей господствующей идеологии было нейтрализовать подлинное измерение этих событий: не было ли преобладающей реакцией на них в средствах массовой информации именно war nam nihadan? Масс-медиа устраняли радикальный освободительный потенциал событий, затемняли их угрозу для демократии и выращивали цветы над зарытыми трупами. Именно поэтому так важно разобраться в случившемся, поместить эти события в контекст глобального капитализма в целом, что означает: показать, как происходившее связано с центральным антагонизмом капитализма сегодня. |
| ‹...› В продолжающемся процессе капиталистической глобализации категория безработных приобрела новое качество, выходящее за пределы классического понятия «резервной армии труда»: к этой категории следует отнести «те массы населения по всему миру, которые как бы выпали из истории, были умышленно исключены из воплощаемых капитализмом Первого мира проектов модернизации и списаны как безнадежные и бесперспективные»: это так называемые государства-неудачники (Конго, Сомали); жертвы голода или экологических катастроф; люди, захваченные псевдоархаической «этнической враждой»; те, кто стал объектом филантропии со стороны неправительственных организаций или же (часто те же самые люди) пострадал от «войны с террором». Категория безработных должна быть расширена, чтобы охватить широкие слои населения, начиная от временных безработных, включая сюда также тех, кто живет в трущобах и иных типах гетто (кого отвергал сам Маркс в качестве «люмпен-пролетариата»), и заканчивая целыми областями, народами или государствами, исключенными из глобального капиталистического процесса и напоминающими пустые пространства на старых картах. |
| ‹...› Целью реформ Дэн Сяопина было ввести капитализм без буржуазии (как нового правящего класса), теперь, однако, китайские лидеры делают болезненное открытие, что капитализм без стабильной иерархии (приносимой буржуазией как новым классом) порождает перманентную нестабильность – так каким же путем пойдет Китай? В более общем плане в этом, вполне возможно, заключается причина, по которой (бывшие) коммунисты возникают вновь как наиболее эффективные капиталистические менеджеры: их историческая враждебность в отношении буржуазии как класса замечательно вписывается в основную тенденцию сегодняшнего капитализма как менеджерского капитализма без буржуазии – в обоих случаях, как когда-то уже сказал Сталин, «кадры решают все». (Есть также интересное различие, возникающее между современным Китаем и Россией: в России университетские преподаватели до смешного низкооплачиваемы, они фактически уже стали частью пролетариата, в то время как в Китае они прекрасно обеспечены «прибавочными зарплатами» как средством, гарантирующим их покорность). |
| Есть нечто в идеологическом самооправдании Брейвика и в реакциях на совершенные им убийства, что заставляет нас задуматься. | Манифест этого христианского «марксиста-охотника», который убил более 70 человек в Осло, – это, конечно, не бред сумасшедшего; это просто проявление «европейского кризиса», который служит (более или менее) скрытым основанием для набирающего силу антимигрантского популизма. | Несообразности манифеста являются симптомами внутренних противоречий, присущих такому взгляду на вещи. Первое, что бросается в глаза, это то, как Брейвик конструирует образ врага: комбинация трех элементов (марксизм, мультикультурализм, исламизм), каждый из которых относится к разным политическим пространствам: марксизм – к леворадикализму, мультикультурализм – к либерализму, а исламизм – к религиозному фундаментализму. Старый фашистский обычай приписывать врагу взаимоисключающие характеристики («большевистско-плутократический еврейский заговор» включает в себя большевистский леворадикализм, плутократический капитализм и этнорелигиозную идентичность) здесь возвращается в новом обличье. Еще более показательно то, как Брейвик смешивает карты праворадикальной идеологии. Брейвик защищает христианство, но остается левым агностиком: христианство для него – лишь культурный конструкт, противостоящий исламу. Он антифеминист и считает, что женщинам нужно закрыть доступ к высшему образованию; однако он предпочитает «светское» общество, поддерживает аборты и заявляет, что сочувствует геям. Более того, Брейвик сочетает нацистские черты (симпатизирует Саге, шведскому пронацистскому фольклорному певцу) с ненавистью к Гитлеру (Макс Манус является лидером норвежского антифашистского Сопротивления). Брейвик не столько расист, сколько антиисламист: вся его ненависть сконцентрирована на исламской угрозе. И наконец, у Брейвика антисемитские, но при этом произраильские взгляды, поскольку государство Израиль выступает как первая линия обороны против мусульманской экспансии, – он даже мечтает о восстановлении Иерусалимского храма. Он считает, что евреи – это нормально до тех пор, пока их не становится слишком много». |
| Но тупик, в котором оказалась Европа, гораздо глубже. Истинная проблема состоит в том, что критики антииммигрантской волны вместо того, чтобы защищать драгоценное ядро европейской цивилизации, в основном ограничиваются лишь бесконечной исповедью грехов, совершенных самой Европой, смиренно признавая ограниченность европейского наследия и отмечая достижения других культур. Знаменитые строки У. Б. Йейтса из стихотворения «Второе пришествие» прекрасно передают наше нынешнее замешательство: «У добрых сила правоты иссякла, / А злые будто бы остервенились». Вот прекрасное описание текущего раскола между анемичными либералами и страстными фундаменталистами, как исламскими, так и нашими собственными, христианскими. «Лучшие» уже не способны к участию, тогда как «худшие» активно участвуют в расистском, религиозном, сексистском фанатизме. |
| Первый урок, который можно отсюда извлечь, состоит в том, что необходимо отбросить суждение здравого смысла, согласно которому в гедонистическо-потребительском обществе мы все наслаждаемся: базовая стратегия просвещенного потребительского гедонизма заключается, наоборот, в лишении наслаждения его эксцессивного измерения, его тревожащей избыточности, того факта, что оно ничему не служит. Наслаждение терпят, даже побуждают к нему, но при условии, что оно является здоровым, что оно не угрожает нашей психической или биологической стабильности: шоколад – да, но обезжиренный, кока-кола – да, но диетическая, кофе – да, но без кофеина, пиво – да, но безалкогольное, майонез – да, но без холестерина, секс – да, но безопасный. |
| В боксе термин «клинч» означает захват тела противника одной или двумя руками, чтобы предотвратить или затруднить атаку. Реакция Билла Клинтона на движение «Оккупай Уолл-стрит» – прекрасный пример политического «клинча». Клинтон думает, что протесты, «если взвесить, ‹...› положительная вещь», но обеспокоен туманностью требований: «Они должны быть за что-то, а не только против, потому что если быть только против, то созданный вами вакуум заполнит кто-нибудь другой». Клинтон предположил, что демонстранты поддерживают предложенный Обамой план по решению проблемы занятости, который, по его словам, создаст «в ближайшие полтора года несколько миллионов рабочих мест». Как уже говорилось, важно не поддаться такому требованию и не трансформировать энергию протеста в набор «конкретных» требований. | Демонстранты вышли на улицы потому, что им надоело жить в мире, где, чтобы чувствовать себя спокойно, достаточно рециклировать банку из-под кока-колы, пожертвовать пару долларов благотворительному фонду или купить в «Старбаксе» капучино, 1% от цены которого пойдет на борьбу с глобальными проблемами. | |
| В давно почившей Германской Демократической Республике ходил такой анекдот. Немецкому рабочему предложили работу в Сибири. Понимая, что почта будет просматриваться цензорами, он предупредил друзей: «Давайте договоримся об условном знаке: если вы получите от меня письмо, написанное обычными синими чернилами, в нем – правда. Если оно будет написано красными чернилами, то в нем – ложь». Через месяц друзьям приходит от него первое письмо, написанное синими чернилами: «Здесь здорово: в магазинах всего навалом, еда – в изобилии, квартиры – большие и хорошо отапливаются, в кино крутят западные фильмы, много красивых девчонок, готовых к делу, – вот только красных чернил нет». Не находимся ли мы до сих пор в такой ситуации? У нас есть все свободы, которые мы хотим; единственное, чего нам не хватает, – это красных чернил: мы чувствуем себя свободными, потому что у нас нет языка, чтобы выразить эту нашу несвободу. Это отсутствие красных чернил означает, что сегодня все основные понятия, которые мы используем для описания современного антагонизма, – «война с терроризмом», «демократия и свобода», «права человека» и т.д. – являются ложными, мистифицирующими наше восприятие ситуации, вместо того чтобы позволять думать над ней. Наша задача сегодня – дать протестующим красные чернила. |
| Да, Милошевич манипулировал националистическими страстями, но именно поэты поставляли ему материал, пригодный для манипуляций. | Именно они, искренние поэты, а не коррумпированные политики, были у истоков всего этого, когда еще в 1970-е и в начале 1980-х годов они начали сеять семена агрессивного национализма не только в Сербии, но также и в других бывших республиках Югославии. | Вместо военно-промышленного комплекса у нас в Югославии был военно-поэтический комплекс, воплощенный парой Радована Караджича и Ратко Младича. В своей «Феноменологии духа» Гегель упоминает о «неслышном продвижении духа» – подспудной работе по изменению идеологических координат, обычно невидимой для широкой публики, но внезапно взрывающей все и застающей всех врасплох. Именно это происходило в бывшей Югославии в 1970–1980-е годы, поэтому, когда в конце 1980-х годов рвануло, было уже слишком поздно, старый идеологический консенсус насквозь прогнил и рассыпался. |
| Так как же насчет апокалипсических нот, которые мы иногда слышим, особенно как только случается какая-нибудь катастрофа? Настоящий парадокс тут в том, что самый избыточный катастрофизм, (мантра «конец света близок») – всего лишь защита, способ скрыть подлинные опасности, не воспринимать их серьезно. Именно поэтому единственно адекватная реакция на попытку эколога убедить нас в неизбежности надвигающейся катастрофы – это понимание, что подлинная цель его отчаянных доказательств – ЕГО СОБСТВЕННОЕ неверие; соответственно, наш ответ ему должен быть чем-то вроде: «Не беспокойся, катастрофа обязательно будет!» ‹...› Катастрофа действительно приближается, невозможное происходит повсюду вокруг нас, но всматривайтесь терпеливо, не поддавайтесь поспешным обобщениям, не позволяйте увлечь себя извращенному удовольствию, воскликнув: «Вот он! Страшный момент наступил!» Среди экологов такие апокалипсические увлечения появляются в самых разных формах: мы все через пару десятилетий утонем из-за глобального потепления; биогенетика покончит с человеческой этикой и ответственностью; все пчелы скоро исчезнут, и за этим последует невообразимый голод. ‹...› Воспринимайте все эти угрозы серьезно, но не давайте им вас соблазнить и не слишком наслаждайтесь фальшивыми чувствами вины и справедливости («Мы обидели Матушку Землю, и значит, получаем теперь по заслугам!»). Вместо этого сохраняйте голову холодной и – «всматривайтесь»: «Вы же всматривайтесь. Вот, Я наперед сказал вам все. /... / Подобно как бы кто, отходя в путь и оставляя дом свой, дал слугам своим власть и каждому дал дело, и приказал привратнику бодрствовать. Итак бодрствуйте; ибо не знаете, когда придет хозяин дома: вечером, или в полночь, или в пение петухов, или поутру. Чтобы, пришедши внезапно, не нашел вас спящими. А что вам говорю, говорю всем: бодрствуйте» (Марк 13: 23, 34–37) |