Рене Магритт. Влюбленные
Когда в начале 2013 года в прессе началась активная дискуссия в отношении ЛГБТ-сообщества, вызванная рассмотрением на федеральном уровне законопроекта о запрете пропаганды гомосексуализма, мы крайне скептически отнеслись к попыткам некоторых журналистов и общественников привлечь внимание к этой теме. Мы не смогли заставить себя оценить выпуски «специальных номеров», массовые каминг-ауты и интенсивные ЛГБТ-акции (прощупывающие почву для полноценного гей-прайда). С 2009 года мы проводим исследование сексуальных практик в России, и с 2013 года по понятной причине мы стали уделять большее внимание именно гомо- и бисексуальным практикам. Наш скепсис был обусловлен пониманием точки зрения той стороны, которая, собственно, и была подвергнута публичному обсуждению: рядовых гомо- и бисексуалов, не участвующих в гражданской активности ЛГБТ-движения. Эти люди, не выступавшие в СМИ и не участвующие в интернет-баталиях, испытывали недоумение, а порой и значительное недовольство от разворачивающейся вокруг них медийной битвы власти и оппозиции.
Вынуждены разочаровать как сторонников, так и противников нагнетания проблем вокруг ЛГБТ-сообщества: рядовые геи и лесбиянки не стали радикально менять свое сексуальное поведение в связи с законодательной попыткой регламентировать их личную жизнь. Как минимум, публичное незначительное изменение не сопровождалось никаким изменением частных интимных практик. Всего репертуар реакции на, с одной стороны, милоновскую кампанию и, с другой – на кампанию поддержки от hetero-friendly и активистов ЛГБТ-сообщества свелся к трем моделям поведения:
1. Отсутствие реакции; характерно для геев больше, чем для лесбиянок, и гомосексуалов больше, чем бисексуалов.
2. Несущественное (в Москве), существенное (в некоторых авторитарных регионах) ограничение публичности проявления ласки к партнеру; у геев больше, чем у лесбиянок, и у гомосексуалов больше, чем у бисексуалов.
3. Вызывающее, провоцирующее поведение, большая раскованность, чем до начала кампании против пропаганды гомосексуализма; лесбиянки стали раскованы больше, чем геи, и бисексуалы больше, чем гомосексуалы.
Наиболее существенную группу составляют закрытые или открытые лишь в рамках ближнего круга мужчины-гомосексуалы. Их не задела ни пропаганда Милонова, ни неделя каминг-аута. Их аргументация крайне прагматична и строится вокруг тезиса, наиболее ярко выраженного одним из опрошенных геев (26 лет): «Если у нас демократия, то мы должны подчиняться мнению большинства. И если большинство – за консервативные ценности, то почему я должен сопротивляться?»
Несущественные изменения в своих публичных практиках московские геи либо сводили к поведению в ближнем кругу, либо даже не связывали напрямую с общественным резонансом. Для данной группы характерна разница во мнениях открытых и закрытых в публичной сфере гомосексуалов. Позицию открытых можно свести к следующей цитате молодого (20 лет) респондента-гея: «Хотя, если честно, в целом мое поведение особо не поменялось: я как вел свой образ жизни исходя из внутренних посылок, моральных базовых ценностей. Отталкиваясь от этих норм, я и действую. Только от своих. Мне социум не навязывает».
Обычные геи и лесбиянки странно относятся к ЛГБТ-сообществам и активистам. Довольно индифферентное отношение к, казалось бы, публичным адвокатам их собственной позиции заключается в двух причинах. Во-первых, большая часть геев и часть лесбиянок считает, что «протестом ничего нельзя добиться» и наиболее эффективной стратегией изменения общественного мнения является информирование окружающих. Многие геи отмечали в наших опросах, что когда их знакомые узнавали об их ориентации, то становились более сдержанными и аккуратными в высказываниях о гомосексуалах в целом.
Два респондента (26-летний москвич и 19-летний житель региона) высказали эту позицию, повторив друг друга почти дословно. «Надо информировать людей о том, что это есть и это нормально, но если это приводит к обострению конфликта… Но как – для меня это вопрос открытый до сих пор. Как сделать это лучше, чтобы не отвратить… И нет такой глобальной проблемы, о которой лидеры движения орут со всех трибун. Мне кажется, что они зарабатывают очки политические», – сказал один. «Все это делается с какой-то агрессией непонятной. Ребята, живите совершенно спокойно. Выходить и кричать, что «я занимаюсь сексом с мужчиной», – это просто бред. Эти люди зарабатывают политические очки», – резюмировал второй.
Большинство геев раздражает навязывание им отдельной культуры, отдельного дискурса, отдельных прав. «Меня всегда поражала эта позиция двойных стандартов! Обычно гомосексуалисты требуют равноправия и такого же отношения к ним, как ко всем… Стоит, наверное, как-то окончательно определиться – мы хотим как все или хотим как-то особенно?» – отвечает гей, 24 года.
«Я не вижу никакого смысла в этом проявлении себя, в этой агрессии, особенных правах. Надо бороться за обычные права, а не особенные. И не протестом» – о том же говорит и бисексуальная женщина, 22 года. И о том же лесбиянка, 19 лет: «Протестом никому ничего не докажешь».
Отношение мужчин-гомосексуалов, как открытых, так и закрытых, к отдельному сегменту ЛГБТ-сообществ – активистам – удивительно едино: они не видят в них своей референтной группы. По их мнению, такие «сообщества» плохо интегрируют, не сплачивают и, главное, не мобилизуют на те действия, каких хотелось бы. «…Есть друзья, есть определенные тусовки, но я бы не сказал, что прямо какое-то сообщество существует. <…> Невозможно образовывать сообщества на основании сексуальной ориентации. <…> Все равно будут люди, которые будут за бортом всегда. И целостности там не добьешься – ее по умолчанию не может быть, потому что слишком разные люди», – объясняет гей, 27 лет.
Признавая общую значимость темы прав меньшинств, мужчины-гомосексуалы скептически относятся как к видению этого аспекта ЛГБТ-активистами, так и к способам борьбы за права. Большинство считает, что необходимо беспокоиться о гражданских правах для всех людей, а не только для ЛГБТ. Эту точку зрения разделяет и женская часть гомосексуального сообщества.
«К чему говорить отдельно о правах секс-меньшинств? Во-первых, это как покупка индульгенции на грех: все вокруг уверены и знают, что это грех, а мы всё ходим и пытаемся его перекрыть каким-то правом… что за лицемерие – бороться лишь за права отдельного меньшинства, когда в стране в принципе все гражданские права попраны?!» (гей, 24 года).
«Не нужно сегментировать себя, демонстрировать только свои запросы, свой эгоизм. Мы должны сказать, что мы заботимся о гражданских правах в целом, показать себя не истеричным меньшинством, а активным и граждански компетентным большинством» (лесбиянка, 25 лет).
«Отстаивают права не все, и многим права кажутся излишними. Ну вот я, например, себе не требую каких-то социальных прав и гарантий. Мне бы желательно, чтобы элементарные права сохранились» (гей, 27 лет).
«За что бороться?.. Такая постановка вопроса неправильная. Она как бы отделяет нас от людей. Не нужно этого в принципе делать. Всем нужны одни и те же права, вот какой вопрос надо ставить» (гей, 19 лет).
Наши количественные данные, которые еще будут обрабатываться, уже показывают, что лесбиянки настроены гораздо агрессивнее геев, а бисексуалы – агрессивнее гомосексуалов. Идея «общей воли» по Руссо, негласного консенсуса относительно критических моральных и социальных ценностей незримо присутствует в аргументации почти каждого мужчины-гея, но слабее выражена в аргументации женщин-лесбиянок.
Во-первых, женщины в принципе более внимательно относятся к вопросу формализации отношений. Лесбиянки чаще упоминают о желании создать семью и иметь возможность наравне с гетеросексуалами оформить брачный контракт. В своих высказываниях они стоят на типичной для европейского ЛГБТ-сообщества позиции полного правового равенства. Мужчины-геи если и задумываются о семье, то видят ее в двух наиболее вероятных форматах: как добровольный союз с женщиной («у нее будет своя жизнь, у меня – своя, но о детях и доме мы будем заботиться вместе»), называемый в более старших возрастах (от 26 и выше), или как оформленное юридически партнерство, более близкое молодому поколению геев.
Помимо раскола между геями и лесбиянками, позиции различаются у гомо- и бисексуальных респондентов. Бисексуалы высказываются относительно законодательного творчества Думы гораздо жестче гомосексуалов, часть из них собирается вести себя более вызывающе в связи с принятым законом. Здесь, однако, важно отметить, что в нашей выборке регионы представлены в большей степени гомосексуалами, в то время как большинство бисексуалов – из Москвы, преодолевшей в прошлом году табу на публичную позицию. «Я понимаю такую позицию московских геев: в большинстве случаев это еще недавно ребята из провинции, которые уехали решать свои проблемы. Да, они решили сексуальные проблемы, но не социальные», – говорит гей, 28 лет.
Бисексуалы, как и лесбиянки, также меньше и реже сталкиваются с давлением со стороны гомофобного сообщества. В маскулинной российской культуре отношение к открытому гею гораздо агрессивнее, чем к открытой лесбиянке.
Итак, одно из самых важных соображений, следующих из собранных нами интервью, – геи и лесбиянки довольно скептически относятся к любой публичной дискуссии по поводу их сексуальной ориентации и отказываются ощущать себя меньшинством. Более того, их ценностные позиции более-менее консервативны и ориентированы на семью и детей, как и у всех обыкновенных россиян с традиционной ориентацией (о желании воспитать детей так или иначе сказали все наши респонденты).
В возможности создания гомосексуальных пар они видят – в идеальном мире – одно из решений проблемы «мужского вопроса» в России – стране матерей-одиночек. А к гомофобно настроенным гражданам они относятся терпимо. Большая часть наших респондентов обоего пола подчеркнули, что понимают и признают особенности культуры, в которой они живут, чего, как они пояснили, не делают публичные защитники их гражданских прав.
