Фото: REUTERS / Marcos Brindicci
Смерть прокурора Альберто Нисмана 18 января потрясла Аргентину. Он погиб буквально за сутки до того, как должен был выступить с важным докладом. В 1994 году в Аргентинском еврейском культурном центре прогремел взрыв, унесший жизни 89 человек. В организации теракта была обвинена организация «Хезболла», а следы преступления вели в Иран. Нисман собирался обвинить президента Кристину Киршнер, министра иностранных дел Эктора Тимермана и ряд других государственных деятелей в том, что они покрывали причастных к теракту высокопоставленных иранских чиновников — из экономических и политических соображений не хотели портить отношения с этой ближневосточной страной. Прокурор требовал допросить президента и главу МИД и наложить арест на их совсем не маленькое имущество.
На следующий день после смерти Нисмана появилась официальная версия: власти заявили, что он покончил с собой. Мертвого прокурора нашли в закрытой квартире, пистолет 22-го калибра находился под телом, рядом лежала стреляная гильза. Подконтрольная власти пресса аккуратно гасила информационную волну. Можно было надеяться, что смерть Нисмана пройдет незамеченной: в январе в стране каникулы, которые часто продолжаются до середины марта. Аргентинцы отдыхают, политическая активность резко снижается, а сильная жара тоже не способствует консолидации и массовым протестам.
Однако тихо слить убийство не вышло. Дело получило международную огласку, журналисты из США, Европы, Израиля и других стран Латинской Америки стали задавать неудобные вопросы. И когда рассыпалась первоначальная версия о самоубийстве, власти страны сменили тактику: Киршнер сама объявила, что это не суицид, а убийство. И в привычной для многих авторитарных режимов манере возложила ответственность за это убийство на заговорщиков и «пятую колонну» внутри аргентинской разведки, которая вместе с США и раскачивающими лодку национал-предателями мечтает заменить «самостоятельно действующего» президента на «американскую марионетку».
«Самостоятельный курс», которого держались власти Аргентины, к этому моменту выглядел так: экономика в кризисе (ВВП сократился в прошлом году на 1,7%), серьезнейшие ограничения на хождение иностранной валюты, в первую очередь доллара США, тотальная коррупция, высокие налоги и повальная бедность. Я даже не вспоминаю о проблемах, и вовсе характерных для африканских и бедных азиатских стран, вроде постоянных перебоев с электричеством (даже в столице: на позапрошлое Рождество половина Буэнос-Айреса две недели сидела без света при температуре +35 градусов) или неспособности властей справиться с вывозом и утилизацией мусора в регионах.
Первый марш протеста, на который вышли десятки тысяч человек, прошел возле президентского дворца уже во вторник, 20 января, под лозунгами: «Убийца», «Кристина, убирайся», «Мы хотим правосудия» и т.д. Тогда же был анонсирован второй марш протеста, на сей раз общенациональный. Запаниковавшие власти мобилизовали все медиаресурсы, чтобы максимально раздробить и погасить протест. Киршнеристские газеты, радио и телевидение в примиренческом духе рассказывали, как смерть Нисмана была невыгодна Кристине. А сама президент объявила о фундаментальных реформах в государственной системе, продолжая настаивать на теории о разведчиках-заговорщиках, которые убили прокурора за день до выступления с целью дискредитации национального лидера.
Государственные газеты, радио и телевидение в примиренческом духе рассказывали, как смерть Нисмана была невыгодна президенту Кристине Киршнер
Второй марш прошел 18 февраля по всей стране. В одном только Буэнос-Айресе количество протестовавших превысило четыреста тысяч человек. Президент заявила, что это не марш, а попытка раскачать ситуацию. Киршнеристы призвали ограничить профессиональную деятельность судей, которые собирались идти на марш, поскольку они встали на сторону оппозиции и стали ненадежны. Друзья Киршнер по «боливарианскому интернационалу» Эво Моралес (Боливия), Николас Мадуро (Венесуэла) и Рафаэль Корреа (Эквадор) заговорили о подготовке переворота в дружественной Аргентине и выразили поддержку законно действующей власти.
Первого марта для ответного марша в Буэнос-Айрес свезли молодежь из проправительственных организаций La Campora, возглавляемой Максимилианом, сыном Киршнер, и Kolina, управляемой ее золовкой Алисией, которая параллельно занимает пост министра социального развития, а также из сочувствующих ультралевых группировок. Эти демонстранты вышли с противоречивыми по смыслу, но логичными для авторитарных режимов лозунгами. Покойному Нисману дорисовывали гитлеровские усики и писали «Мятежник! Фашист!», «СИДЕ ЦРУ = переворот». А параллельно еврейские кварталы города были украшены надписями: «Хороший еврей — мертвый еврей. Нисман — хороший еврей».
Впрочем, Аргентина все-таки не Россия. Несмотря на давление, оппозиция смогла сказать свое слово. И не только на улице.