Участница митинга ученых «За науку и образование» в поддержку фонда «Династия» на Суворовской площади.
ИТАР-ТАСС / Станислав Красильников
Учиненный недавно показательный разгром фонда «Династия» запомнится надолго. Казалось бы: что может быть лучше – вместо «классово чуждого» Джорджа Сороса деньги на стипендии молодым и не очень исследователям выделяет Дмитрий Зимин, российский гражданин, лауреат Госпремии, основатель одной из крупнейших компаний страны! Но фонд его, скорее всего, будет закрыт (общественный совет лишь на некоторое время отложил решение о прекращении деятельности), а выдающийся филантроп уехал из России. Зачем это было сделано?
Вопрос скорее должен звучать не «зачем», а «почему» – и в этом случае и он сам, и ответ на него наполнятся иным, более глубоким смыслом.
Ученые и наука – часть общества и часть его повседневной деятельности. История знает, пожалуй, два типа взаимоотношения этой части и его целого между собой. Один тип возникает, когда общество оказывается в беде и понимает, что оно не может выжить без того, чтобы стать современным, и даже без того, чтобы как-то опередить своих конкурентов и врагов. В этой ситуации система, какой бы они ни была, готова пойти на любые уступки и компромиссы – достаточно вспомнить избирательное отношение к ученым в сталинское время, знаменитые «шарашки» и чудесные явления в них тех, кто, как казалось, уже сгинул в Гулаге. Второй тип возникает там, где наука является не только видом свободной человеческой деятельности, одним из многих, но и где общество понимает ее повседневную ценность, – в этом случае оно (как через централизованные фонды, так и через предпринимательскую заинтересованность) обеспечивает ученым приемлемый доход и, что намного важнее, свободу поиска и авторитет в профессиональной среде, а все остальное приходит само собой.
История знает, пожалуй, два типа взаимоотношения этой части и его целого между собой
Какими бы разными ни были эти два типа отношений науки и ученых с обществом, только они доказывали свою эффективность, причем по вполне понятной и очевидной причине: наука была нужна. Почему из лагерей сначала вернули конструкторов самолетов, потом ракет, а потом и тех, кто создал советскую атомную бомбу? Потому что власть понимала, что на кону стоит само существование той страны, измываться над жителями которой она считала своим монопольным правом. Почему в 1980 году в США был принят Patent and Trademark Law Amendment Act, позволявший ученым, работавшим за государственные гранты, регистрировать на свое имя полученные патенты? Потому что законодатели понимали: частные собственники скорее коммерциализируют свой продукт, а это через налоги окупит затраты сторицей. И все это лишь подчеркивает примитивное фундаментальное основание причины нынешнего отношения российской власти к науке: наука ей попросту не нужна.
Это может показаться кощунственным и диким, но при ближайшем рассмотрении подход российской элиты довольно рационален.
