Сергей Курлович.
Фото: Арсений Несходимов
Российские виноделы, продукцию которых годами толком не замечали на родине, вдруг оказались в центре потребительского внимания. За последний год выросли продажи кубанских и крымских вин, а французских и итальянских, напротив, упали, говорится в отчете исследовательской компании Synovate Comcon. О том, что означает такая перемена, Republic поговорил с создателем рекомендательного сервиса о вине Invisible Сергеем Курловичем.
– Когда, по вашим оценкам, в России началась вся эта история с доступным вином для среднего класса?
– Массовому винному рынку лет десять, притом что костяк людей, покупающих обычное, но неплохое вино, только формируется – и ему расти еще как минимум пятнадцать лет. А так история с развитием нашего винодельческого рынка напоминает мне гонки на дырявых каноэ в серной кислоте, которые на ходу латают. Все динамично и слишком быстро меняется – привычки потребителя, конкуренция.
– Евро уже за семьдесят, с хорошими привычками покупать хорошее вино придется повременить.
– Не обязательно. Люди, которые покупали вино за две тысячи рублей, переключились на то, что стоит тысячу. Те, кого и раньше устраивало вино за тысячу, теперь прилагают чуть больше усилий, чтобы найти вино за ту же тысячу, но так, чтобы оно им по-прежнему нравилось. Ну а те, кто раньше покупал вино за двести рублей, пытаются смириться с тем, что теперь оно стоит четыреста.
– Вы о розничных ценах, естественно?
– Закупочные цены совсем другие. Допустим, бутылка вина, которая в ТЦ «Цветной» продавалась за 1300 рублей, в прайсе импортера была за 750 рублей, и это если без скидки. А самому импортеру вино досталось рублей за четыреста.
– Хотелось бы верить, что цена как-то связана с качеством вина. Но, видимо, все не так просто?
– Цену задирает полка магазина, а еще – неэффективность дистрибуции. Если не брать топ-3 или топ-4 импортеров, у большинства закупка построена как бог на душу положит. Supply chain никуда не годится, о хеджировании валютных рисков не думают или не знают. Среднестатистический импортер второго эшелона, закупая вино, просто тычет пальцем в небо. И эта неэффективность, выраженная в высоких рисках потерь, закладывается в цену.
– Хорошо, но само дорогое вино хотя бы будет сносным?
– Увы, 95% вина в России – как привозимого, так и производимого здесь, любого – дерьмовое. Это было и осталось. Различаются доли в разных сегментах – в том, что вино выставляется по три тысячи рублей за бутылку, примерно половина не стоит своих денег, а за тысячу – девять десятых.
– Выбирая кубанское или крымское вино, которое на полках замещает некогда дешевый импорт, я, по сути, остаюсь с тем же, чем был? Интересно.
– В каком-то смысле да. Тут никогда не было особых изысков. Надеюсь, не обижу Coca-Cola этим сравнением, но была кока плохая или хорошая от зарубежного производителя, а теперь чаще стала поставляться от отечественного.
– Тогда другой вопрос: что значит «вино не стоит своих денег»? Поясните.
– Это когда производитель эксплуатирует незнание потребителя, его неискушенность в выборе вина. И такой потребитель в России годами представлял собой удобный способ слить огромное количество виноматериала – типичная судьба необразованного рынка.
– Что, и французское тоже кока? Вы меня расстраиваете.
– Кстати, о Франции. Хотите совет? Не покупайте французское вино. Сильно переплатите.
