Дмитрий Смирнов.

Дмитрий Смирнов.

Венчурный фонд Flint Capital, созданный два года назад выходцами из группы «Финам» Дмитрием Смирновым и Олегом Сейдаком, управляет $100 млн. Но эти деньги, изначально предназначавшиеся для российских проектов, Flint Capital теперь инвестирует в Израиле и США. Венчурные инвесторы окончательно отвернулись от отечественного рынка? Легко ли «российским деньгам» искать применение на Западе? Партнер Flint Capital рассказал об этом в интервью Slon Magazine.

- Почему от традиционных прямых инвестиций вы решили перейти к венчурным?

- С 2007 года инвестиционная привлекательность российской экономики росла. В 2005–2008 годах в российские проекты стали вкладываться иностранные инвесторы — сначала через партнеров, потом самостоятельно. Было видно, что политическая элита идет навстречу зарубежному капиталу, частным деньгам, и казалось, что этот тренд надолго. В Finam Global мы инвестировали в основном в проекты российских предпринимателей, ставших успешными на Западе, около $5–20 млн в каждый. К нам часто приходили люди, которые хотели докладывать в наши сделки. Но так как Finam Global — кэптивный фонд [группы «Финам»], дополнительные деньги ему были не нужны, то этим людям отказывали. Осенью 2012 года я задумался о том, чтобы сделать свой фонд, мы по-хорошему расстались с [основным владельцем группы «Финам»] Виктором Ремшей: мы были уверены, что в России наступает тот момент, когда можно хорошо заработать на венчурных инвестициях, что будет много больших технологических историй с будущей продажей стратегическим инвесторам. Такой взгляд разделяли многие, так что мы быстро сделали первое закрытие фонда на $30 млн. Мы стали инвестировать в проекты по $0,5–2 млн и сразу взяли в портфель пять российских компаний, команды и бизнес которых мы уже хорошо знали, — YouDo, Platiza, SailPlay, Webinar, SMTDP Tech.

- Они все из разных отраслей: YouDo — сервис частных исполнителей, Platiza — займы онлайн, SailPlay — автоматизация маркетинга. В каких отраслях вы видели большую доходность?

- Мы ориентировались на самые разные интернет-проекты, главное — сильная экспертная и технологическая составляющая. Могу сказать, что со всеми пятью российскими компаниями мы не прогадали, все они подняли следующие раунды, ни один мы не списали. Мы вообще никогда не поливали рынок деньгами, всегда смотрели на проекты, которые нам советовал кто-то из нашего круга. Так всегда работает венчур — воронка слишком огромная, к нам приходит за инвестициями около трех тысяч проектов в год — и лишь немногие получают финансирование.

— Как вообще меняется качество российских проектов?

- Пожалуй, городских сумасшедших стало меньше. Может быть, так действует кризис — те, кто ходил и просил денег без серьезного отношения к своему делу, видимо, перестали этим заниматься. Сейчас приходят адекватные люди, которые смотрят на переговоры с инвестором как на стратегический шаг. К тому же в сегодняшней ситуации все понимают, что на локальном рынке большую историю не построить, а это то, что всегда важно для инвесторов.

— Как изменились оценки российских компаний?

- В каком-то смысле кризис — время возможностей, российские проекты подешевели как минимум на 30%. Если раньше люди просили инвестиции исходя из оценки проекта в $3 млн, имея только идею и прототип, и считали, что это нормально, то теперь они понимают, что R&D в России подешевело, все расходы в рублях, и озвучивают более реальные цифры.

— И все же вы практически перестали инвестировать в России. Почему?