Кирилл Серебренников. Фото: Максим Блинов / РИА Новости

Кирилл Серебренников. Фото: Максим Блинов / РИА Новости

В сюжете с обысками у Кирилла Серебренникова сильнее всего поражает несоразмерность события и медийного эффекта, им вызванного. Всего лишь обыск и допрос, и при этом независимые СМИ ведут подробнейшую хронику происходящего («зашел в Следственный комитет», «вышел из Следственного комитета») – пожалуй, подобное было только во время первых процессуальных действий по делу ЮКОСа. Лояльнейшие деятели искусства, всегда старающиеся не совершать никаких резкий движений, ведут себя вполне, по их меркам, отчаянно – Чулпан Хаматова выступает на импровизированном митинге перед Гоголь-центром, а Евгений Миронов вместо благодарственной речи при получении ордена вручает Владимиру Путину письмо в защиту Серебренникова, а позже в присутствии прессы вынуждает Путина обозвать силовиков дураками – возможно, слово президента как-то защитит попавшего в беду режиссера.

Все это происходит на восемнадцатом году царствования Владимира Путина, когда не то что обыски – аресты и реальные тюремные сроки для оппонентов власти давно стали нормой. Прямо сейчас, в те же дни, когда силовики занимались Серебренниковым, полтора года колонии получил очередной участник митинга «Он вам не Димон», и это не стало общероссийской сенсацией – привычное дело и неизбежный риск для всякого, кто идет на несанкционированный митинг. Эффект разорвавшейся бомбы производит не арест и не срок, а всего лишь обыск и допрос. В чем дело?

Как бы обидно ни звучали такие слова для тех, кого сажают по делу о митингах или, скажем, за репост, их проблемы действительно давно стали привычной рутиной в российской реальности, а Серебренников проходит совсем по другой категории. Новые приговоры для рядовых незнаменитых оппозиционеров – это уже привычная часть общественного договора. И власть, и общество прекрасно знают, что если слесарь Шпаков получит полтора года колонии, то миллионы людей не выйдут на улицу и не пойдут рушить тюрьму, в которой он сидит. Про лояльных государству деятелей искусства в общественном договоре до сих пор ничего сказано не было. Их отношения с властью до сих пор не выходили за пределы пикировок с Минкультом или лично с президентом на каких-нибудь мероприятиях, а максимальные неприятности, которых мог добиться какой-нибудь совсем уж смелый фрондер вроде Андрея Макаревича, – это отмена концертов и жесткая критика в лоялистской прессе.