Полицейские во время митинга сторонников российской оппозиции, Москва. Фото: Tatyana Makeyeva / Reuters
Как меняются в России социально-политические настроения населения и элит? Возможно ли расширение протеста в условиях, когда все большее число социальных групп экономически зависит от государства? Продолжит ли российский политический режим дальнейшую трансформацию в сторону авторитаризма? Каким образом протестное движение может привести к смене режима? Эти вопросы обсуждали в Сахаровском центре 21 мая, в день рождения Андрея Сахарова, руководитель отдела социокультурных исследований Левада-центра Алексей Левинсон, колумнист РБК и Carnegie.ru Константин Гаазе и политолог Мария Снеговая, аспирант Columbia University, постоянный автор «Ведомостей», The American Interest и других изданий. Вел беседу обозреватель Борис Грозовский.
Ценности без норм
Алексей Левинсон: Прежде чем говорить о современных социальных настроениях, давайте отступим на несколько шагов назад. Коллапс коммунистической доктрины стал болезненным переживанием для всего общества, последствия этой травмы ощущаются до сих пор. Не потому, что наше общество было прокоммунистическим, не из-за диктата коммунистической партии. Тяжесть травмы обусловлена тем, что Советское государство и его практики жизни давали обществу форму. Развал этой нормы стал тяжелейшим переживанием. Но в этот момент обществу была предложена демократическая программа. Она была принята с большим энтузиазмом и в значительной мере начала реализовываться. Однако мы пропустили момент, когда программа демократических реформ стала сворачиваться. «Путинский демонтаж» демократических преобразований прошел на удивление тихо. В результате сегодня, как все видят, у нас нет свободной экономики и институциональных условий для демократического развития. Почему же общество так просто дало себя раздеть и разуть, фактически не пискнув? Кроме протестов по поводу закрытия НТВ, заметного сопротивления демонтажу демократических институтов не было. Что случилось с людьми, которые в конце 1980-х поддерживали демократические преобразования? Есть попытка социологического объяснения этому.
