Какими были советские люди 1930-х и 1940-х? Сегодня нам сложно понять их мотивы и поступки. Преданность партии и желание отдать жизнь за Сталина кажутся лишь результатом всепоглощающей советской пропаганды. Историк Ратгерского университета Йохен Хелльбек считает крайне важным не переоценивать ее роль. В двух своих книгах он с помощью дневников и интервью воссоздает мир советского человека, с его моралью, целями и чаяниями, и этот мир оказывается не только сложным и разнообразным, но и кардинально отличающимся от нашего. В книге «Революция от первого лица», вышедшей на русском в прошлом году, он анализирует личные дневники 1930-х, а в «Сталинградской битве» — интервью красноармейцев, взятые группой историков в ходе боя. Republic поговорил с Хелльбеком о том, как жили и что чувствовали люди, которые так не похожи на нас сегодня.
О 30-х
— В своей книге вы пишете, что многим в 30-е годы было важно соответствовать условному кодексу советского человека, вести себя и жить точно по правилам. Почему у людей не было потребности выражать свою индивидуальность?
— Потому что для многих коллективизм был личным выбором, и не только, и не в первую очередь результатом принуждения. Можно даже назвать это словом «постиндивидуализм». Люди представляли себе идеальную жизнь на контрасте с буржуазным миром, который воспринимали как эгоистический и ограниченный. Они стремились к тому, что один из авторов дневников назвал «второй стадией» понимания, то есть постичь себя как частичку коллективного движения. Коллектив обещал дать человеку дополнительные энергию, смысл и ценности.
Впрочем, даже критически настроенные интеллектуалы того времени принимали эту концепцию. Например, литературовед Лидия Гинзбург пиcала о смерти буржуазного романа и буржуазного «я» XIX века. В воздухе витало, что новый век — это коллективистский век.
Некоторые исследователи используют тоталитарную теорию, чтобы объяснить поведение людей в Советском Союзе. Она исходит из того, что сильное тоталитарное государство репрессирует либерально мыслящих людей. Я не считаю эту дуальность, государство — с одной стороны, и либерально мыслящий человек — с другой, адекватной для понимания сталинизма. Были, конечно, и либералы. Но читая их дневники, вы заметите, что многие из них обвиняли самих себя за «старое», «буржуазное» мышление и ощущали своим долгом перевоспитаться в рамках новой идеологии, даже если они не хотели вступать в Коммунистическую партию.