Самым большим кризисом в американской истории стала Гражданская война 1861–1865 годов. Вот уже полторы сотни лет американцы спорят о ее значении и содержании. Братоубийственная война, война между штатами, война за южную независимость, война за единство союза, война за уничтожение рабства – все эти (и многие другие) определения имели в прошлом и имеют сегодня своих сторонников. В Гражданской, которую по способам ведения боевых действий и по масштабам вовлечения невоенного населения называют предтечей войн следующего, XX века, погибли и пропали без вести более миллиона человек. В ходе войны и начавшейся после нее Реконструкции Юга было отменено рабство и черным американцам предоставлены политические права. Однако после выборов 1876 года, в объявленные результаты которых мало кто поверил (республиканский кандидат Хейс должен был проиграть демократу Тилдену, но в последний момент получил голоса выборщиков трех южных штатов, которые всегда голосовали за демократов), новый президент распорядился завершить процесс Реконструкции, бывшим мятежным штатам было возвращено самоуправление – и там немедленно установилась система расовой сегрегации, законы Джима Кроу и суды Линча для черных. Политическая система США, по общему убеждению, не справилась с кризисом, Вашингтон погряз в коррупции, а политический и социальный откат к правлению белых в штатах Юга заставил задуматься, ради чего погибли сотни тысяч американцев.
Последние два десятилетия XIX века американское общество искало ответы на этот вопрос – и новые основания для гордости собой. Быстрое развитие промышленности в последней трети столетия лишь частично примиряло интеллектуалов с действительностью. Марк Твен назвал это время «позолоченным веком» – под внешними успехами страны скрывалось сомнение в прочности общества.
Недовольство тем, как идут дела в самих Соединенных Штатах, заставило американцев искать опору во внешнем мире: сравнение с местами, где дела обстояли хуже, чем в Америке, помогало поддержать тонус «лучшей страны на свете». Не в первый раз в своей истории американское общество обратилось к опоре на «внешнюю идентичность», которая позволяет описывать себя как отличающегося от Другого (а не через собственные имманентные черты). Именно поиск такого Другого вновь обратил внимание американцев на Россию.