Мемориальный «Камень преткновения» художника Гюнтера Демнига. Фото: Axel Mauruszat
1. Новая и старая память
Когда мы видим в современном тексте для «широкой аудитории» упоминание о памяти, очень вероятно, что речь пойдет не о памяти как способности ума (по Блаженному Августину) и не о памяти как предмете исследований нейронаук. Более того, зачастую «память» будет отсылать вовсе не к личным воспоминаниям человека.
Читая об «исторической памяти», «трудной памяти», «политиках памяти», «конфликтах памятей», «драме памяти», мы обнаруживаем себя в ситуации современности, для которой память оказалась и центральным вопросом, и рамкой для множества социальных, политических, культурных, художественных и других практик. Выберем одно из множества описаний этой ситуации просто за его внятность:
«При ретроспективном взгляде на себя XX столетие обнаруживает двойное лицо. С одной стороны, оно предстает веком беспощадных политико-мировоззренческих столкновений, веком тотального ведения войны, доходящего до крайности с правовой и моральной точек зрения, веком массовых разграблений, изгнаний и истреблений целых народов в неведомых до тех пор масштабах и, не в последнюю очередь, веком лагерей и принудительного труда.
<…>
С другой стороны, в этом веке как реакция на такой опыт преступлений и бесчеловечности, считавшихся до тех пор невозможными по своим масштабам, возникла и новая форма памяти, исторического воспоминания. Она направлена на то, чтобы публично заклеймить такого рода преступления и надолго так сохранить их в памяти, чтобы они не повторились».
Здесь кратко сформулировано отличие «новой памяти» от традиционного (никуда, естественно, не исчезающего) понимания памяти как человеческой способности оставаться тем же самым в изменчивом течении жизни, отсылая из настоящего к прошлому, а из прошлого возвращаясь к настоящему. Память, о которой здесь идет речь, есть форма экзистенциального, социального и политического действия: она восстанавливает опыт, который находится под угрозой утраты; она же создает и поддерживает определенные формы разделяемого опыта в настоящем. Память есть перформатив (акт, который не описывает некое положение дел, а создает его). Она задает или создает условия, в которых нечто становится памятным, вызывает своего рода аффект вспоминания. Если задача традиционной памяти – сохранить непрерывность самого субъекта памятования, оставив его «тем же самым», то новая память, напротив, возникает в ответ на переживание невозможности прямого продолжения истории, как она понималась в больших идеологиях Нового времени. По мнению Пьера Нора, автора концепции «мест памяти», память приходит на смену истории как определенному способу связывать прошлое, настоящее и будущее: «Иначе говоря, именно конец всякой телеологии истории – конец истории с известным концом – возложил на настоящее тот “долг памяти”, о котором нам без конца твердят».
