«На берегу, на куче мусора появился человек в растопыренном на боках бархатном кафтане, при шпаге и в черной шляпе с завороченными с трех сторон краями – капитан Франц Лефорт. Петр видал его в Кремле, когда принимали иноземных послов. Отнеся вбок левую руку с тростью, он снял шляпу, отступил на шаг и поклонился, – завитые космы парика закрыли ему лицо. Столь же бойко он выпрямился и, улыбаясь приподнятыми уголками рта, проговорил ломано по-русски:
- К услугам вашего царского величества…
Петр смотрел на него, вытянув шею, как на чудо, – до того этот человек был ловкий, веселый, ни на кого не похожий. Лефорт говорил, потряхивая кудрями:
– Я могу показать водяную мельницу, которая трет нюхательный табак, толчет просо, трясет ткацкий стан и поднимает воду в преогромную бочку. Могу также показать мельничное колесо, в коем бегает собака и вертит его. В доме виноторговца Монса есть музыкальный ящик с двенадцатью кавалерами и дамами на крышке и также двумя птицами, вполне согласными натуре, но величиной с ноготь. Птицы поют по-соловьиному и трясут хвостами и крыльями, хотя все сие не что иное, как прехитрые законы механики».
Ну, и так далее. Не знаю, как вы, а я в детстве зачитывался, понятия не имея об идеологической подоплеке романа. Да, это «Петр I» – чертовски талантливый манифест сервильности от «красного графа» Алексея Толстого.
Когда сталинской идеологии – в противовес отжившим свое идеям «мировой революции» – понадобился исторический фундамент, Петра Великого призвали на советскую службу: образ императора, без жалости крушащего старую Русь, гнилую и косную, ради построения великой России, разоблачающего заговоры и карающего внутренних врагов, отлично подходил для новых пропагандистских задач.
Тогда же сложился канон представления эпохи, общий и для школьных учебников, и для исторических романов: резкого, стремительного, иногда – жестокого преобразователя, железной рукой волокущего русских дикарей в цивилизацию, окружают новые люди (среди которых первый – юркий Алексашка), и готовые делиться знаниями иностранцы. Среди которых не последний – уроженец Женевской республики Франц Яковлевич Лефорт.
Кстати, роман Алексея Толстого немало поспособствовал закреплению этого канона. И, конечно, в жизни все было чуть сложнее. Окружали преобразователя живые люди, со своими мыслями, представлениями, бедами, интересами. Пример Лефорта – человека, которому в пьесе о превращении Руси в Россию действительно досталась по случаю совсем не маловажная роль, – отличная тому иллюстрация. Между прочим, прельщал он юного царя вовсе не чудесами механики.