Китайская карта конца XVII века, показывающая реку Амур и русский пограничный форт
Иллюстрация: Wikimedia Commons
Обычно пиджин использует лексику какого-то одного из двух языков общения, но отбрасывает все жесткие правила грамматики, пишет журналист и переводчик Дмитрий Казаков в своей новой книге «Человек языкатый» (выходит в сентябре в издательстве Бомбора). Ведь единственная цель пиджина – взаимопонимание (поэтому, кстати, пиджин часто дополняется языком жестов).
Новые пиджины обычно появляются на линии соприкосновения двух незнакомых культур – то есть прежде всего на фронтире колонизации. Уже в XVII веке возникла особая разновидность русского языка, «регистр для общения с инородцами». Купцы и казаки и на дальнем Востоке, и на северо-западной границе России схожим образом упрощали родной язык, чтобы его понимали деловые партнеры. Поэтому два наиболее известных (и географически удаленных) «русских пиджина» – руссенорск и кяхтинский язык – имеют так много общих черт. Об этом – в главе «Хинди-руси пхай-пхай!», которую мы публикуем с небольшими сокращениями.
Дисклеймер: журнал бесплатно получает электронные версии книг от издателей для рецензирования и публикации фрагментов, однако это обстоятельство не влияет на наши оценки. Журнал не вступает в коммерческие отношения с издательствами и другими участниками книжного рынка.
