Константин Сонин
Настоящий учёный знает, как правило, очень много о чём-то очень конкретном. Один может перечислить все односвязные замкнутые трёхмерные многообразия (с точностью, конечно, до гомеоморфизма), другой – это экономист – определил, что в 1998 году увеличение налоговых поступлений городской администрации на 1 рубль приводило к снижению трансфертов, получаемых этим бюджетом, на 90 копеек. Однако подавляющее большинство людей мало интересуют те конкретные вопросы, на которые есть хорошие, точные ответы. Тема выступления звучит так "Long-Term Consequences of Financial Crisis" и то, что ты знаешь об одном конкретном механизме, об одной конкретной стране, об одном конкретном эпизоде нужно превратить в содержательный рассказ о мировой экономике в целом.
В прошлый четверг я был основным докладчиком на сессии EBRD Policy Forum, посвящённой долгосрочным последствиям финансового кризиса, а среди оппонентов была Венди Карлин, профессор University College London и исполнительный редактор Economics of Transition, ведущего научного журнала по экономике, посвящённого проблемам переходных экономик. Двух других оппонентов, Шахмара Мовсумова, директора Государственного нефтяного фонда Азербайджана и Рамунаса Вилписаускаса, главного экономического советника президента Литвы, я не опасался – правительственные экономисты всегда политкорректны.
Вот слайды, с которыми я выступал. Главное, мне казалось, это вырваться из стандартной сегодня практики обсуждения последствий кризиса – спад, фискальный стимул, возвращение к тренду... Какое возвращение к тренду, если речь не идёт про страны ОЭСР? Если пятьдесят послевоенных лет чему-то научили экономистов, так это тому, что нет никакого тренда у развивающихся экономик. Опыт самых различных стимулирующих мер, от прямого финансирования совокупного спроса и до прямого планового строительства показывает, что есть много разных способов без толку растратить средства и силы граждан. Почему вдруг то, что совсем недавно казалось совершенно неправильным – тот же бюджетный дефицит, стало вдруг совершенно приемлемым? Конечно, бюджетный дефицит не создаёт пока инфляционного давления, но в точности потому, что производство сокращается неслыханными темпами. Как только падение замедлится, дефицит будет мешать – а что, кто-то знает способ быстро сократить бюджетный дефицит?
Короче, мне кажется, что не случайны все разговоры о "фискальном стимуле" – он не поможет, зато о нём говорить просто. Вот о том, какую политическую трудность представляет банкротство... Вот о том, что не все правительства смогут эти трудности пережить... Собственно, мой оптимистичный сценарий так выглядит – элиты развивающихся страны цепляются за глобальный рынок, а граждане тянут их к протекционизму. Конечно, граждане – с помощью политиков-популистов – в итоге перетянули бы, но, пока элиты не сдаются, США и Германия вытянут весь мир обратно к росту. А тогда граждане будут согласны на глобальный рынок.
Венди Карлин – вот слайды, с которыми выступала она – куда больше графиков! – не верит в США и Германию. Особенно, к слову, в Германию – никогда та не была лидером при выходе из спада. Профессор Карлин верит в Китай и в то, что выход мировой экономики из спада будет устроен по-другому – а то разве может так быть, что все страны выйдут за счёт увеличения доли экспорта, как уже не раз бывало в ХХ веке?
Настоящий учёный знает, как правило, очень много о чём-то очень конкретном. Один может перечислить все односвязные замкнутые трёхмерные многообразия (с точностью, конечно, до гомеоморфизма), другой – это экономист – определил, что в 1998 году увеличение налоговых поступлений городской администрации на 1 рубль приводило к снижению трансфертов, получаемых этим бюджетом, на 90 копеек. Однако подавляющее большинство людей мало интересуют те конкретные вопросы, на которые есть хорошие, точные ответы. Тема выступления звучит так "Long-Term Consequences of Financial Crisis" и то, что ты знаешь об одном конкретном механизме, об одной конкретной стране, об одном конкретном эпизоде нужно превратить в содержательный рассказ о мировой экономике в целом.
В прошлый четверг я был основным докладчиком на сессии EBRD Policy Forum, посвящённой долгосрочным последствиям финансового кризиса, а среди оппонентов была Венди Карлин, профессор University College London и исполнительный редактор Economics of Transition, ведущего научного журнала по экономике, посвящённого проблемам переходных экономик. Двух других оппонентов, Шахмара Мовсумова, директора Государственного нефтяного фонда Азербайджана и Рамунаса Вилписаускаса, главного экономического советника президента Литвы, я не опасался – правительственные экономисты всегда политкорректны.
Вот слайды, с которыми я выступал. Главное, мне казалось, это вырваться из стандартной сегодня практики обсуждения последствий кризиса – спад, фискальный стимул, возвращение к тренду... Какое возвращение к тренду, если речь не идёт про страны ОЭСР? Если пятьдесят послевоенных лет чему-то научили экономистов, так это тому, что нет никакого тренда у развивающихся экономик. Опыт самых различных стимулирующих мер, от прямого финансирования совокупного спроса и до прямого планового строительства показывает, что есть много разных способов без толку растратить средства и силы граждан. Почему вдруг то, что совсем недавно казалось совершенно неправильным – тот же бюджетный дефицит, стало вдруг совершенно приемлемым? Конечно, бюджетный дефицит не создаёт пока инфляционного давления, но в точности потому, что производство сокращается неслыханными темпами. Как только падение замедлится, дефицит будет мешать – а что, кто-то знает способ быстро сократить бюджетный дефицит?
Короче, мне кажется, что не случайны все разговоры о "фискальном стимуле" – он не поможет, зато о нём говорить просто. Вот о том, какую политическую трудность представляет банкротство... Вот о том, что не все правительства смогут эти трудности пережить... Собственно, мой оптимистичный сценарий так выглядит – элиты развивающихся страны цепляются за глобальный рынок, а граждане тянут их к протекционизму. Конечно, граждане – с помощью политиков-популистов – в итоге перетянули бы, но, пока элиты не сдаются, США и Германия вытянут весь мир обратно к росту. А тогда граждане будут согласны на глобальный рынок.
Венди Карлин – вот слайды, с которыми выступала она – куда больше графиков! – не верит в США и Германию. Особенно, к слову, в Германию – никогда та не была лидером при выходе из спада. Профессор Карлин верит в Китай и в то, что выход мировой экономики из спада будет устроен по-другому – а то разве может так быть, что все страны выйдут за счёт увеличения доли экспорта, как уже не раз бывало в ХХ веке?
