Alexei Druzhinin / Kremlin Pool / Global Look Press
Надолго ли хватит запаса прочности российской элиты, демонстрирующей консолидацию на фоне «спецоперации» и санкций? Как события в Украине повлияют на президентские выборы 2024 года? И готов ли психологически Владимир Путин нажать на красную кнопку? О настроениях в российском истеблишменте мы поговорили с политологом Константином Калачевым.
«Национализация элит произошла неожиданно, вопреки желанию самих элит»
— Давайте начнем с текста, который сегодня многие обсуждают и который, как мне кажется, по вашему профилю. Это текст журналистки Фариды Рустамовой про российскую элиту. Фарида пообщалась с большим количеством людей в органах власти, в госкомпаниях, с теми, кто работает на российский режим, и сделала срез мнений. Если верить этому тексту и тому, что они говорили, то спустя месяц после начала войны — там нет никакого раскола. Наоборот, все элиты консолидировались, говорят, что теперь будут за Владимира Владимировича и против проклятого Запада. Все сплотились. С вашей точки зрения как эксперта и человека, который общается с представителями истеблишмента, — наблюдается ли такое явление сегодня? И если да, насколько это длительное и прочное явление?
— Вы же помните пять стадий принятия неизбежного? Первая стадия — отрицание. И Фарида пишет об этом, о том, что первые дни все были в шоке, не могли поверить. Вторая стадия — гнев. Причём гнев, обращенный не на тех людей, которые начали «спецоперацию», а в сторону Запада, который вводит санкции. Российская элита подверглась национализации вопреки ее желаниям. Очень много лет говорили о национализации элит, но все это было бла-бла-бла. Эксперты вроде Дмитрия Орлова писали целые статьи о том, что национализация элит неизбежна, о том, как она проходит. Но на самом деле выдавали желаемое за действительное. К Орлову я отношусь с большим уважением, он выполнял социальный заказ, заказ на продвижение этой темы. А национализация элит произошла неожиданно, вопреки желаниям и мнению самих элит, потому что им много чего перекрыли из того, к чему они привыкли.
Но надо понимать, что у нас люди встраиваются в элиту ради того, чтобы получить доступ к европейскому уровню потребления, европейским благам, Европе. «Хотим жить как в Европе!» То же самое было и при Петре I. Вспомните фильм «Табачный капитан», загулы в ресторанах Голландии, которые устраивали бояре и боярские дети. Сейчас очевидно, что мы видим стадию гнева с переносом, с замещением. Если вы разбираетесь в психологии, то знаете про такие понятия, как перенос и замещение. Они не могут адресовать свои проклятия Владимиру Путину, они адресуют его проклятому Западу. Третья стадия, как известно, торг. Будут еще торг, депрессия и смирение. Я думаю, что эта ситуация в развитии.
Фото предоставлено Константином Калачевым
Сейчас человек, чью яхту арестовали, еще думает: «Ну и ладно, съезжу в Крым, посмотрю, как там». Или на Камчатку, на Байкал. Как певица Валерия написала: «Буду теперь путешествовать по России, я всю Европу посмотрела». Надолго ее хватит? Она, конечно, не политическая элита. Но думаю, что у политической элиты те же настроения. Запасов вина в хранилищах, а у многих есть винные холодильники и погреба, хватит надолго. Комфорт европейский они обеспечили в своих домах, особняках, дворцах. Через полгода, год, полтора — начнутся страдания о том, неужели это навсегда. Можно на полгода-год погрузиться в российскую экзотику и пожить одной жизнью с народом. А потом начнутся торг, депрессия и смирение. Для многих нынешняя позиция — это позиция защиты, позиция ухода от реальности. А что они еще могут сказать? Они всего этого добивались не для того, чтобы сейчас встать в позу и отказаться, как Чубайс. Люди годами строили карьеры, они готовы чем-то поступиться. Но я более чем уверен, что вся эта эйфория будет непродолжительной и закончится в этом году.
— Может быть, тут как с соцопросами? Учитывая страх, который присутствует перед репрессивными законами. Всем объяснили, что критиковать вооруженные силы и спецоперацию нельзя, а потом социологи приходят и спрашивают. И мы видим, что 86% ее поддерживают. Тут может быть то же самое. Фарида Рустамова — независимая журналистка, которая долгое время работала на Би-би-си. Но даже анонимно чиновник из близкого путинского круга не скажет ей: «У нас все плохо, думаем про шарфик и табакерку»? Нет, конечно, он будет говорить, что он сам и все вокруг за Владимира Владимировича.
— Это вопрос доверия к интервьюеру. Как на фокус-группах: люди либо доверяют модератору, либо нет. И все всегда начинается с недоверия. Но я не думаю, что это проблема только неискренности. Есть еще проблема формулировок. Спроси человека, как он относится к спецоперации — это одно. А спроси, как он относится к кровавой войне, — это другая история.
— В соцопросах еще бывают формулировки «поддерживаете ли вы решение президента Российской Федерации…».
— Да-да. ВЦИОМ в этом смысле руку набил, формулировки носят манипулятивный характер. Можно задавать вопрос таким образом, что получишь нужный тебе ответ. Еще есть определенные страхи и желание присоединиться к большинству. Тем более, что нам объясняют, что большинство за. Но у меня возникают сомнения. Я читаю опросы и ВЦИОМа, и «Левады» («Левада-центр» внесен в реестр иностранных агентов. — Republic). Я знаю, что моя бывшая теща за, а вот моя мама уже нет. Я не могу экстраполировать ситуацию в своей семье на все общество в целом. Но я могу просто выйти на улицу и посмотреть, сколько машин с буквой Z я увидел в Москве с начала спецоперации. Одну. Одну за все время. Хотя я передвигаюсь на общественном транспорте, хожу пешком, много наблюдаю. И не вижу этих машин с буквами.
При этом читаешь опросы и думаешь, какие же мы отщепенцы — все те, кто колеблется, сомневается или просто уверенно отвергает спецоперацию, выступая с позиции пацифизма. Или не пацифизма, а критики режима. Потому что есть сторонники перехода войны империалистической в войну гражданскую. Я точно не сторонник этого.
Все эти опросы надо понимать критически. А во-вторых, у многих обывателей память как у рыбки. Вот простой пример из жизни. Я как политтехнолог работаю с 1996 года. В 1999 году я в одном регионе, который голосовал однозначно за Ельцина, провожу исследование и спрашиваю: «За кого вы голосовали в 1996 году на выборах президента?» И никто не голосовал за Ельцина. Почти никто. Куда все подевались? Хотя я прекрасно понимаю, что фальсификации были не такие большие. Люди уже не помнят, за кого они голосовали! Они отказываются от своего первоначального выбора.
Думаю, что такая же история будет через год-два в отношении того, что мы сейчас наблюдаем. Может, через три, через пять. Люди скажут: «Мы не поддерживали, мы не знали, в опросах не участвовали». Фокус-группы могли бы дать ответ на вопрос о том, как люди реально относятся. Но тогда нужно внимательно смотреть на сценарий фокус-группы, читать все внимательно, чтобы модератор не навязывал свою точку зрения. А если вам звонят по телефону? А вы уже знаете, что студентов отчисляют за антивоенную позицию, историкам навязывают определенную позицию, правоохранительные органы почистили от тех, кто лайки ставил Навальному. Конечно, вы по телефону ответите, что вы поддерживаете. Героев мало.