Владимир Путин

Владимир Путин

Kremlin.ru

В России продолжается мобилизация на войну в Украину. Процесс зачастую плохо организован — резервисты содержатся в неблагоустроенных помещениях или даже под открытым небом и обогреваются у костров, многие вынуждены сами покупать себе амуницию. Отправка мужчин на фронт сопровождается поджогами военкоматов и даже случаями покушений на жизнь их сотрудников. При этом, вопреки ожиданиям многих антивоенных активистов и либеральных политиков, случаи протестов против действий властей единичны. Политолог Владимир Гельман считает, что сама по себе мобилизация не способна вызвать массовые акции, которые могли бы привести к смене режима. Фарида Курбангалеева поговорила с ним о том, почему россияне предпочитают бегство из страны, могут ли на фоне войны выйти из-под контроля Москвы национальные республики, а также о том, почему украинцы протестуют, а россияне — нет.

— Многие были уверены, что мобилизация станет концом путинского режима, потому что в России начнутся массовые протесты. Однако первые дни мобилизации показали иную картину: десятки тысяч мужчин и не думали протестовать, а садились в автобусы и самолеты. Почему эти ожидания не оправдались?

— Я бы не сказал, что это что-то особенное. Массовая мобилизация и в Первую, и во Вторую мировую войну проходила примерно так же. У тех, кто недоволен, очень ограниченный набор опций. Они могут выражать свое недовольство открыто, но мы знаем, что успех маловероятен и гораздо больше риска, что они будут наказаны. Они могут постараться убежать за границу или скрываться внутри страны, но это довольно сложно и дорого.

Представьте себе жителя какого-то небольшого города, который вдруг оказывается в другой стране — без денег, без языка, без работы. Для него все это проблематично. Соответственно, ничего не делать и покориться судьбе — это по-своему рациональный и дешевый вариант, который не требует никаких усилий. То есть это происходит не потому, что люди какие-то тупые, — просто у них нет достаточных возможностей и ресурсов, чтобы вести себя иначе.

И можно сказать, что это не их вина — это их беда. Они бедные люди, у них ограниченный набор навыков. У многих даже загранпаспортов нет — куда они поедут? Конечно, многим людям хотелось бы, чтобы они активно протестовали, но в реальной жизни это происходит редко. И я хочу подчеркнуть, что это вовсе не специфика России, насколько можно судить из исторического опыта. Такое лояльное поведение во время мобилизации, скорее является нормой, а не исключением.

Владимир Гельман

Значит ли это, что протестов ждать не стоит?

— Протесты — довольно дорогостоящее предприятие для рядовых россиян. Это касается не только протестов, связанных с мобилизацией, а вообще любых протестов. Если мы посмотрим на все, что происходило в стране до начала мобилизации, то увидим, что уровень протестов в России довольно низкий. Он был низким всегда, даже в 90-е годы. Тогда многие ждали, что из-за ухудшения экономического положения могут начаться очень крупные выступления граждан, но масштаб этих выступлений на самом деле был довольно мелким.

Более того, есть исследование американского политолога Грэма Робертсона, который очень убедительно показал, что главными, если можно так выразиться, агентами протестных действий в России в 90-х годах были губернаторы. Они использовали эти протесты как средство давления на федеральный центр — для того, чтобы выбить долги, получить больше субсидий и так далее. В России некоторые виды протестов действительно распространены — скажем, экологический протест. Но это, как правило, протесты локальные, которые касаются какого-то конкретного местного сквера или более крупного проекта, типа Шиеса.

Поэтому если мы посмотрим на ситуацию глазами рядового россиянина, то увидим, что для него выгода от протеста довольно низка, а издержки очень велики. В лучшем случае все может ограничиться тем, что вас побьют. В худшем вы можете попасть под административную или даже уголовную ответственность. Но добиться того, чего вы хотите, относительно маленькие протесты не помогут. Поэтому неудивительно, что активные россияне предпочли другую реакцию на мобилизацию — не протесты, а бегство.