В издательстве «Новое литературное обозрение» (в серии «Культура повседневности») вышла книга искусствоведа и теоретика современной культуры Кати Крыловой «Рынок удобных животных».
Почему в современном мире стали популярны собачки, умещающиеся в чайную чашку, и кафе, в которых можно гладить кошек и капибар? Какую цену платят домашние питомцы за то, чтобы стать максимально трогательными и удобными для людей? Ответы на эти вопросы автор ищет, осмысляя роли, навязанные животным в современной культуре, и прогнозируя последствия, которые может иметь такая динамика отношений между животными и людьми.
С любезного разрешения издательства публикуем фрагмент из главы с красноречивым названием «Субституты детей».
У меня никогда не было мягких игрушек, похожих на взрослых животных. Даже в семье игрушечных медвежат у детей и родителей выражения лиц и пропорции тел были одинаковыми: ребенок отличался от мамы и папы лишь размером, а медведица от медведя — наличием кухонного фартука. Мне стало интересно, всегда ли детские игрушки выглядели как дети. Оказалось, что первый плюшевый мишка Тедди совсем не похож на ребенка. Он появился в 1902 году как реакция на заметку The Washington Post о неудачной охоте Теодора Рузвельта — его отказе стрелять в медведя, которого один из его служащих оглушил прикладом винтовки и привязал к дереву (благодаря ей история Рузвельта и медведя запомнилась тем, что президент посчитал недостойным стрелять в раненого зверя на привязи. Тем не менее Рузвельт приказал своему компаньону «избавить его от страданий», и тот зарезал медведя). Оригинал мишки Тедди сегодня хранится в Национальном музее естественной истории: пропорции его тела близки к параметрам взрослого животного, на лице — выражение смущения, которое при смене ракурса переходит в раздражение. Несмотря на это Тедди стал самой популярной игрушкой в западном мире. На протяжении XX века прибыль от продажи плюшевых компаньонов росла, а внешний возраст Тедди уменьшался — головы и уши мишек увеличивались и округлялись, а лапы укорачивались и утолщались, стремясь к младенческим пропорциям. К 1960-м годам Тедди стал «ровесником» детей и с тех пор не взрослел. У моего медведя из 1980-х уже не было вышитых когтей, лишь трогательные клетчатые ступни, но главное — неизменная полуулыбка, всегда не к месту: возвращаясь домой из советского детсада, хотелось хоть раз увидеть на его лице адекватный эмпатический отклик — выражение безысходности или хотя бы сочувствия.
С распространением эстетики каваии и культуры YA (young adults, молодых взрослых) желание тридцатилетних читать подростковые книги и покупать трогательные вещи перестало казаться неуместным.
