Владимир Путин / kremlin.ru

С тех пор как отношения постсоветской России с коллективным Западом стали ухудшаться, в них возникла проблема санкций, в которой особое место занимали санкции персональные. Именно они, регулярно делая все новые и новые новости, сеяли смуту в умах, как в теоретическом плане — есть ли такое право у Запада? — так и в предельно конкретных, фактически именных случаях, как в историях Романа Абрамовича, Михаила Фридмана или Петра Авена. Совсем недавно масла в огонь подлил ордер Международного уголовного суда на арест Владимира Путина и Марии Львовой-Беловой. И даже в утечках частных, конфиденциальных разговоров между представителями путинской «элиты» того или иного профиля постоянно обнаруживаются жалобы на несправедливость персональных санкций и обсуждения способов минимизировать ущерб от них. В чем логика в развитии санкций от экономических к уголовным и куда она ведет?

Новейшая история персональных санкций в России, как могло уже и подзабыться, восходит к появлению так называемого «списка Магнитского» в 2010 году, на который Москва отреагировала очень болезненно, заявляя, что действия российских граждан на территории России не могли быть предметом рассмотрения каких-либо зарубежных инстанций — и уж тем более эти инстанции, по мнению Кремля, не имели права на них накладывать публично какие-либо ограничения. Это было только начало: спустя несколько лет действия России в Крыму и в Донбассе послужили причиной введения новых многочисленных санкций разной степени строгости, в том числе — и в отношении физических лиц, для которых власти США, Канады, Великобритании и стран ЕС устанавливали разнообразные запреты. При этом опись пострадавших составлялась с известной осмотрительностью, чтобы в случае судебного спора под рукой было фактологическое подтверждение участия того или иного конкретного человека, например, в легитимации присоединения Крыма, на которое можно сослаться.

Война в Украине, начавшаяся 24 февраля 2022 года, существенно повлияла на западные представления о должной в таких случаях осмотрительности и не могла не вызвать его ответных действий, включая существенное расширение санкционных регистров. Эти меры основывались на общем фундаментальном — каковы бы ни были различия в деталях между отдельными странами Запада — понимании права как набора правил для организации безопасной и разумной жизни общества. Очевидно, что если совершается незаконное деяние, то у него есть актор, подлежащий наказанию, а юридические процедуры предусмотрены для установления личности этого автора и определения степени его вины. Есть и промежуточные меры, принимаемые в отношении подозреваемого, пока его вина не установлена судом. Идея санкций находится именно в этой логике.

В международных отношениях Запад предполагает действительными те же принципы, пусть страны с иной правовой культурой и претендуют порой на национальные особенности. Но когда эта самобытность переходит, в буквальном смысле, все границы, приходится обращаться к истокам, к самым базовым понятиям права. Разумеется, в глобальном мире всегда есть и будут субъекты, отвергающие такие подходы, но, с точки зрения Запада, нет смысла на них оглядываться. Жизнь покажет, чьи представления о справедливости и о нормах, с ней связанных, окажутся оправданными.

При этом, несомненно, речь всегда идет о выборе — не только юридическом, но и политическом. Война в Йемене продолжается почти 10 лет, число жертв оценивается в десятки тысяч, признаки военных преступлений описываются многочисленными свидетельствами. Тем не менее, мировое сообщество, не останавливая ни посреднических усилий, ни гуманитарную помощь, не спешит составлять списки подозреваемых и подвергать их санкциям. Желающие всегда объяснят это лицемерием Запада, но в реальности важна не только периферийность конфликта в Йемене, но и его религиозный характер, необходимость считаться одновременно и с Саудовской Аравией, и с Ираном, а также понятное стремление предоставить региональным силам возможность (или очередную попытку) самим найти выход из кризиса. Никто в Йемене не претендует на перекройку мирового порядка.

Проблема России (и ее элит) в том, что произведенные Москвой нарушения международного права настолько очевидны и демонстративны, что даже йеменские повстанцы на этом фоне выглядят вполне договороспособными людьми.