Михаил Ходорковский
Bernd von Jutrczenka / dpa / Global Look Press
За последние полтора месяца в Европе прошли сразу два представительных форума российской политической оппозиции (в основном — оппозиции в эмиграции): на прошлой неделе — в Брюсселе, под эгидой Европарламента, в конце апреля — в Берлине. Берлинская конференция закончилась подписанием 68 видными деятелями российской оппозиции совместной декларации, что, по их мнению, может служить важным шагом на пути к формированию широкой политической коалиции и способствовать смене режима Владимира Путина и установление демократии в России. Брюссельская конференция обошлась без деклараций, сосредоточившись на обсуждении The Day After, как сама конференция и называлась — того, как может произойти смена режима и как после этого должна быть обустроена жизнь в России.
Необходимо сразу сделать важную оговорку: автор этого текста не ставит перед собой задачу оценить качество докладов, выступлений и деклараций, перспективы объединения оппозиции, а также личности участников или не-участников этих оппозиционных конференций (в частности, сторонники Алексея Навального проигнорировали оба форума). Совершенно очевидно, что политические победы реальнее и проще одержать в широкой коалиции, чем в постоянных спорах по второстепенным вопросам. Это тем более справедливо в условиях тяжелого и многостороннего кризиса, в котором находится Россия после начала развязанной ею войны, исход которой сегодня трудно предугадать. Но это проблема не только последнего года: за почти что двадцать пять лет ни одна политическая сила в России не смогла предложить программу, способную помешать становлению и укреплению режима Путина, репрессиям внутри страны и агрессии вовне. Никому не удалось также и представить альтернативный и привлекательный проект будущего, способный увлечь действительно значительную долю граждан. Злые языки позволяли себе усомниться в том, что оппозиция в России вообще существует.
Так каковы основания предполагать, что уважаемые и достойные люди, собравшиеся в Берлине и Брюсселе, смогут составить на этот раз политическую силу, а не дискуссионный клуб?
История знает много случаев, когда прибывшие из эмиграции изгнанники становились во главе революционных преобразований или новых государств. Необязательно далеко ходить за примерами и вспоминать Ленина или Троцкого — аятолла Хомейни прибыл в мятежный Тегеран из Парижа, а экс-президенты Литвы, Эстонии и Латвии Валдас Адамкус, Леннарт Мери и Вайра Вике-Фрейберга долго жили за границей. Вряд ли можно сомневаться, что в случае падения режима Александра Лукашенко Светлана Тихановская, создавшая правительство Беларуси в изгнании и признанная Западом в качестве лидера белорусской оппозиции, будет обладать необходимой легитимностью в глазах мирового сообщества для организации в Минске новых выборов и демократических реформ. Несмотря на многочисленные различия в судьбе этих и других политических эмигрантов, их объединяет наличие некоего признания на Западе. Понятно, что решающее слово остается за родиной, согласной или не согласной дать шанс политику, вернувшемуся домой после долгих странствий. Случаев отторжения, очевидно, намного больше, чем принятия. Но статус признанного оппозиционера тоже имеет не последнее значение не только с точки зрения организационных, финансовых, медийных и иных возможностей, но и как альтернативный взгляд на будущее страны, заслуживший уважение и поддержку в окружающем мире.
В случае России проблема может формулироваться так:
оправдана ли надежда на приход к власти демократических сил, представители которых живут на Западе и ориентированы на европейский вектор развития
— или придется на долгие годы смириться с существованием в России диктаторского режима в той или иной форме, с упованием лишь на более высокий уровень его вменяемости? С Путиным, Пригожиным или Кадыровым все примерно ясно, но есть ли альтернатива? Оппозиция должна иметь своей целью приход к власти, иначе это просто необязательное собрание более или менее влиятельных персон. Может ли Запад делать ставку на подписантов декларации в Берлине или участников форума в Брюсселе (тем более что списки во многом совпадают), рассчитывая на новое сотрудничество с Москвой после смены режима и политическую состоятельность оппозиции? Или следует полагать, что она слаба, недееспособна, не имеет опоры в обществе — и тогда готовить стратегию сдерживания России на долгий срок?
С этой точки зрения любопытно оценить, как сегодня выглядит российская оппозиция в глазах европейских политических наблюдателей и экспертов.
