Лидер группы "Аквариум" Борис Гребенщиков
Evguenii Matveev/Russian Look
Однажды радостным весенним утром мне позвонил Вадик Силуянов:
— Ты слышал «Аквариум» из Ленинграда? Заходи ко мне, дам катушку.
Мы с ним обычно менялись пластинками. Вадик учился в мединституте и рано женился, а его влиятельные родители «сделали» ему квартиру в сталинском доме, на набережной Двины. Это у него я выменял раннего Стиви Уандера на Джона Мэйолла «Bluesbreakers with Eric Clapton» — лучший диск белого блюза всех времен и народов. А иногда мы с ним в три руки играли на пианино «Питера Гунна» Генри Манчини. В три руки, потому что я сам-то мог играть только одним пальцем корявый, но ритмичный бас.
https://www.youtube.com/watch?v=Emg_6ANjWzo
Закономерно, что он относился ко мне немного свысока: я был всего лишь десятиклассником. Однако, когда они вместе с известным архангельским диджеем и тусовщиком Колей Харитоновым решили устроить подпольный рок-концерт, Вадик позвонил мне.
Советский рок у нас не слишком высоко котировался: очень уж бедно звучали «Високосное лето» и «Машина» на фоне наших родных пинкфлойдов и эмерсонов. Тем более, что Андрей Макаревич тогда снялся в фильме «Душа» с Софией Ротару (в котором произносил только одно слово: «Здорово!»). А по ресторанам Союза победно шествовал «Новый поворот», и слушать его было просто невыносимо для наших ушей.
В общем, когда я доставал 500-метровую бобину фирмы «Свема» из красной картонной коробки, на которой карандашом было написано «Аквариум», я ничего особенно не ожидал. Но через сорок минут прослушивания я бросился к телефону: «Вадик, а что за "инженер на сотню рублей" там поёт?» — в трубке были какие-то помехи, и я не сразу расслышал фамилию. «Банщиков? Гребешков?». Чтобы не забыть, я написал на коробке, ниже «Аквариума» — Борис Гребенщиков.
Говоря начистоту, у меня было такое ощущение, что в Ленинграде высадился десант инопланетян и записал целый альбом своих межгалактических песен, по недоразумению на русском языке. Флейта и виолончель создавали зыбкую, тревожную атмосферу, барабанов не было вообще, а под акустическую гитару звучали странные, эфемерные тексты:
Танцуем на склоне холма,
И полдень поет, как свирель.
Тебя называют Зима,
Меня называют Апрель.
Итак, мне было поручено распространить часть билетов. Это были вырезанные из школьной тетрадки маленькие прямоугольники — одна клетка на две.
Пишущей машинкой на них было выдавлено слово «фильм». Эти купончики распространялись бесплатно, но зрители должны были взять с собой рубль: Коля Харитонов хотел как минимум окупить железнодорожные билеты.
В случае шухера потенциальные зрители должны были сказать, что нашли этот непонятный квиток в трамвае, а сам же «сейшен» в малом зале ДК строителей подавался как «собрание клуба аквариумистов».
Кажется, я привел на концерт весь свой 10 «Б» класс и еще толпу старшеклассников из окрестных школ. Успех был оглушительным, его хватило на две недели разговоров по всему городу. После концерта вся группа пошла к Вадику ночевать, попутно зайдя в винный магазин. Вадик с Харитоновым виртуозно обрубили хвосты, и меня на праздничную пирушку не позвали. Я обиделся, и как ни странно, пошел делать уроки. В качестве компенсации мне осталась магнитофонная катушка, которую я крутил по кругу снова и снова, и заставлял слушать ее всех окружающих, доверчиво заходивших ко мне в гости.
https://www.youtube.com/watch?v=KQ2rbma7sB4
А позднее, перед самой армией, в областном управлении КГБ мне предъявили пачку донесений, написанных Вадиком Силуяновым. Вадик подробно описывал все наши похождения, а также все, о чем говорили Гребенщиков и Харитонов у Вадика на кухне. Впрочем, это тема для отдельной истории.
***
Летом я поехал в Москву и пытался поступить в МГУ, но недобрал половину балла, зато познакомился с Юрой Щекочихиным, который уже тогда был суперзвездой советской журналистики и работал в «Литературной газете». Он изучал неформальные движения, — он собственно и придумал слово «неформалы», — и знакомство с «хиппи Вилли», как я тогда себя рекомендовал, ему было интересно, как Набокову были интересны бабочки.
У него в Очаково я пару раз ночевал, и однажды к нему зашел Вася Голованов — заносчивый студент журфака, сын знаменитого Ярослава Кирилловича Голованова, который по замыслу Королева, должен был стать первым журналистом в космосе.
— Ну и что вы тут в Москве слушаете? — спросил я немного надменно.
— Ну разное… Хендрикса, Роллинг Стоунз…
— А «Аквариум» слышали?
