Концерт Led Zeppelin в Инглвуде (Калифорния), 27 июня 1977 года
Kevin Estrada via www.imago-imag/www.imago-images.de
Первые концерты «Аквариума» и западных рок-звезд, репортажи для перестроечной «Комсомольской правды», «Новой газеты» и «Звуков.ру», работа в киноиндустрии, задержание во время протестов против ареста Алексея Навального и вынужденная эмиграция из-за сотрудничества с «нежелательной организацией». Обо всем этом журналист и музыкальный продюсер Олег Пшеничный рассказывает в книге под рабочим названием «Флэшбеки и записки», которая сейчас готовится к печати. «Отдел культуры» начинает публиковать отрывки из неё.
Пионерская зорька
Случайный архангелогородец, тем декабрьским вечером оказавшийся во дворе длинного девятиэтажного дома по адресу проспект Павлина Виноградова, 102, должен был испытать изрядное удовольствие, увидев, как из окна пятого этажа летит почти новый стереомагнитофон «Маяк-203». Магнитофон слегка вращался в полете, как искусственный спутник земли, а его электрический провод дополнял картину своими более сложными конвульсиями вокруг оси вращения увесистого черного параллелепипеда.
На уровне третьего этажа от магнитофона отделилась катушка с магнитной лентой «Свема-10», и, раскручивая пленку с записью альбома «Роллинг Стоунз» «Goat's Head Soup», рухнула в белый декабрьский сугроб рядом с магнитофоном.
Короче, папа выкинул мой магнитофон из окна.
Поскольку папа был чемпионом города по боксу 1958 года, бросок дался ему без труда, но как летел магнитофон, я, конечно, не видел, и лишь воображение подсказывает мне, как это выглядело со стороны. Я в это время стоял в прихожей, в зимнем тулупе, с чемоданом, в который наспех поместил школьные учебники и свою коллекцию музыки. За минуту до броска магнитофона я объявил папе, что решил пожить у бабушки (не добавив, что папа меня вконец достал своим суровым воспитанием, — но демарш и без этого выглядел достаточно дерзко).
— У бабушки? Ну валяй, я тебе помогу, — сказал отец, открывая окно на кухне. Потом взял магнитофон за ручку и метнул его в вечернюю декабрьскую темноту, ушел в спальню и невозмутимо лег на кровать с газетой «Правда Севера» .
Нельзя сказать, что я рыдал, но слезы изрядно мешали мне говорить по телефону с Клепиковым, которому я немедленно позвонил.
— Клепиков, привет, тут кое-что случилось, приходи к моему подъезду.
Я вышел во двор и сразу увидел в девственном сугробе только что выпавшего снега черный прямоугольник, обозначивший место приземления единственной ценной вещи, которая у меня тогда была в жизни. Пока Игорь бежал ко мне из соседнего квартала, я извлек останки магнитофона из сугроба и разложил их на скамейке.
От падения у магнитофона сломался хребет — металлическая рама, на которой держались все детали, и он по сути состоял уже из двух почти независимых друг от друга частей, соединенных проводами и внешним корпусом, который тоже был серьезно поврежден.
Примчавшийся Клепиков горестно хмыкал и близоруко щурился.
Так сложилось, что бабушка моя жила в соседнем доме, и мы с Клепиковым отправились к ней, по дороге почти ничего не сказав друг другу; всё было понятно без слов.
Бабушка встретила нас, философски покачивая головой, и накормила на кухне горячими свежими щами из квашеной капусты. Клепиков ушел домой делать уроки, он учился только на отлично.
Так началась моя жизнь на бабушкином диване в отдельной маленькой комнате, куда помещался платяной шкаф, тот самый раскладной диван-кровать и дедушкин книжный шкаф с полным собранием сочинений Ленина и Сталина, а также романов с короткими простыми названиями — «Партизаны», «Соть» и «Разгром».
