фото Романа Мурашова

Пирожок

В детском саду я был недолго. Мне всегда не нравились дети. Шуму много — реальных дел мало.

А мне хотелось революции. Я чувствовал, что нас держат взаперти. Мне хотелось сбежать. Увидеть то, что за забором. Узнать, какова она на вкус, реальная жизнь.

Однажды в сонный час я решил, что больше так продолжаться не может. Я вдоволь насмотрелся детских гениталий, наслушался сопливого храпа. Пора бежать. Эта мысль больше не покидала меня ни на минуту.

После сонного часа по расписанию была прогулка. Нас построили по двое и вывели на площадку, огороженную забором. Наиболее глупые пытались найти и выкопать там клад, в виде пивных пробок или псевдодрагоценных камней. Мне же было не до этого. Я уже чувствовал запах свободы. Еще вчера я нашел небольшую дырку в сетке забора. Но она была слишком мала, чтобы выбраться самостоятельно. Мне был нужен помощник. Отважный и бесстрашный. Ищущий свободы, как и я. Малыш Павел предстал передо мною с ржавой лопаткой в руке и с небольшим зеленым пузырем под левой ноздрей. Я объяснил ему план побега. Павел оказался согласным на свободу. Сетка-рабица далась нам легко, достаточно было лишь оттянуть ее край в сторону. Павел выбрался первым, я ринулся за ним. Уже слышались крики воспитательниц в спину и приближающееся наказание. Я почти смог…

Наказанные, стоя в углу, мы думали. Каждый о своем. Я — о призрачной свободе, Павел — о приближающемся полднике. На полдник были пирожки с луком и яйцом.

Комплексы

Когда мне исполнилось четыре года, родители предложили отнести часть моих игрушек в детский дом.

На местном телеканале как раз проходил сбор игрушек и одежды для детей из детских домов.

— Пойдем, — сказал отец. — Подарим игрушки тем, кто в них нуждается больше, чем ты.

Мы пошли на телевидение. Я и отец. С мешком моих машинок и паровозов.

Был прямой эфир. Дети из детских домов приготовили творческие номера. Смешанные мысли посещали меня в тот момент. Чувство гордости. Жадность.

Дети закончили танец. Телеведущая начала свою речь:

— Сегодня у нас в гостях самые добрые жители города, которые теплотой своего сердца хотят помочь малышам из детских домов. А вот ребенок, который готов пожертвовать свои игрушки другим детям.

Ведущая указала пальцем в мою сторону. Осветитель направил прожектор на нас с отцом.

Мне стало не по себе. Все в зале наблюдали за нами. Я понимал, что где-то по ту сторону экрана передачу смотрят несколько десятков тысяч человек. И мама, ждущая нас к ужину.

— Как тебя зовут, мальчик? — спросила ведущая и протянула микрофон к моей голове.

Я промолчал.

— Как тебя зовут, мальчик? — снисходительно улыбнулась ведущая.

Мой язык окаменел. Я не мог сказать ни слова. Меня будто парализовало. Весь зал ждал, что я скажу. В тот момент мне казалось, что существует только этот черный микрофон и предательски светящий в лицо прожектор.

Отец явно нервничал. Прямой эфир. Сын неудобно молчит и смотрит в пол. Все камеры направлены на нас. От стеснения я так и не смог сказать, как меня зовут. Поднял указательный палец и показал на отца.

— Он скажет, как меня зовут… — промолвил я и снова опустил голову в пол.

Зал зааплодировал, кто-то засмеялся. Я налился как спелый помидор.

По пути домой мы молчали. Я долго не мог уснуть. Где-то в другой комнате чуть слышно посмеивались родители. Черный микрофон, требующий ответа, и одинокий прожектор еще долго появлялись в моих кошмарных сновидениях.

Кажется, с тех пор я и встал на скользкий путь человека с комплексами — стал доказывать себе и другим, что не боюсь публичных выступлений. Я устраивался ведущим на радио, телевидение и создавал музыкальные группы.

Взрослый

На детском новогоднем утреннике нас угощали конфетами и фруктами, а ведущая проводила веселые конкурсы. В завершении она стала выбирать лучший новогодний костюм.

Дети в образах зайчиков, принцесс и пиратов с нетерпением ждали заслуженный приз. Моя сестра была в русском народном костюме с кокошником и тоже мечтала о победе.

Я пришел без костюма. Был в черных брюках, сером свитере и остроносых туфлях.

Ведущая повернулась ко мне и сказала:

— Наградим призом вот этого мальчика, который оделся как взрослый дядя. Классный костюм!

фото Романа Мурашова

Сережка

В детстве меня привлекали разные детективные книжки. Ко второму классу я перечитал их так много, что загорелся идеей открыть собственное детективное агентство. Мой одноклассник Сережка тоже заинтересовался этой идеей, и мы вдвоём принялись играть в детективов. А отец Сережки даже сделал нам визитки.

Нам нравилось быть детективами. Но только нам совсем было нечего расследовать. Сережка даже принес из дома детский пистолет и пластмассовые наручники, чтобы мы выглядели убедительнее.

Я видел, как он страдает от того, что у нас нет реальных расследований.

Поэтому решил помочь нашему делу.

Однажды после уроков я стащил ручку у одноклассницы. И спрятал. Она обратилась в наше детективное агентство за помощью. Сережка заметно оживился. Я тоже изобразил радость, и мы стали искать вора. Я подкинул ручку в нужное место и направил по этому следу Сережку. Он был рад находке, как и наша одноклассница. Но клиентов у нас всё равно не прибавилось.

Однажды после уроков мы шли с Сережкой домой. У входа в подъезд его дома было большое красное пятно.

— Что это? — поинтересовался я.

— Кто-то спрыгнул с крыши и разбился в лепешку! — отшутился Сережка.

Однажды Сережка пригласил меня к себе на день рождения. Родители Сережки устраивали конкурсы и сделали детям сладкий стол.

Когда мы собирались, мама Сережки спросила:

— Ребята, вам понравилось?

А я зачем-то сказал, что мне не понравилось.

После третьего класса детей стали расформировывать по классам с разным уклоном. Меня отправили в гимназический — с акцентом на иностранные языки и литературу, Сережку — в физкультурный класс, где почти вся неделя состояла из уроков физкультуры и бесконечных тренировок.

Общение наше почти сошло на нет. Редко мы здоровались в раздевалке или столовой.

Вскоре Сережка сильно влюбился. Это были яркие эмоциональные отношения, которые обсуждали все старшеклассники. Но длились они недолго. Сережка спрыгнул с 16 этажа своего дома после очередной ссоры с подружкой.

Тостер

Однажды мама отправила нас с папой в магазин бытовой техники за кухонным комбайном. Я думал, что иметь дома такие приборы — круто. Благодаря им можно было готовить еду гораздо проще, поэтому я очень радовался.

Продавец-консультант сообщил нам, что у них в магазине проводится розыгрыш, и можно даже выиграть автомобиль. Он вручил нам номер участника.

Через неделю мы с папой сидели на стадионе «Нефтяник» среди тысячи таких же участников розыгрыша и наблюдали за процессом награждения. На машину мы не рассчитывали. Но все равно надеялись.

На стадионе громко играла музыка. Не рок, как любил папа и я. Поп с «Русского Радио». Ведущий крутил прозрачный барабан с номерами участников. Люди выигрывали разную мелкую бытовую технику.

Мы с отцом уже собирались уходить. Как вдруг назвали наш номер. Мы с надеждой переглянулись. Отец быстро стал спускаться между рядов к ведущему и вскоре оказался в центре стадиона.

— И-т-а-а-а-а-а-а-к! — начал ведущий. — Вы выиграли-и-и-и-и-и-и…

Я видел, как отец замер в ожидании. А сам я от волнения зачем-то постоянно хлопал в ладоши.

— Тостер! Вы выиграли т-о-о-о-о-о-о-с-с-тер!

Под рев стадиона папе вручили коробку с тостером Moulinex. Музыка заиграла еще громче. Отец шел обратно, кланяясь и отвешивая воздушные поцелуи в разные стороны. В этот день он был моей рок-звездой на стадионе. А я его фанатом.

Раскрепощенные

В пятом классе на уроки к нам пришли люди из организации, которая хотела помогать стеснительным детям раскрепоститься. Я стеснялся заговорить с девочками, поэтому сразу записался. Как и еще несколько моих одноклассников.

На занятиях нам предложили придумать себе новые имена-псевдонимы и общаться друг с другом как с незнакомцами.

Мы имитировали свидания, учились знакомиться, брать интервью, обучались сценической речи. В общем, постигали все, что могло избавить нас от стеснительности.

Спустя несколько занятий мы стали вести себя увереннее, кто-то даже завел свои первые отношения с одноклассниками.

На очередном занятии нас собрали для небольшого объявления.

— Ребята , вы стали уверенными и раскрепощенными, — начала куратор. — Поэтому готовы к основной нашей миссии…

— Какой миссии? — испуганно поинтересовался кто-то из пацанов.

— Раздавать на улицах листовки и презервативы! — с улыбкой продолжила куратор. — Вместе мы избавим город от нежелательной беременности и заболеваний, передающихся половым путём!

фото Романа Мурашова

Пакет

Это было начало нулевых. Если в 9 классе в Хабаровске ты ходил в школу с портфелем, то для пацанов был лохом. Тех, кто носил учебники в рюкзаке, обзывали неформалами и чаще всех били за школой. Тех, кто предпочитал барсетку — уважали, но позволить себе ее мог далеко не каждый. Поэтому нормальные пацаны выбирали компромиссный вариант — носили учебники в пакетах-майках.

Самым большим развлечением среди одноклассников было незаметно резать дно пакета друг другу. А затем смеяться над выпадающими из него учебниками и тетрадями, когда ничего не подозревающая жертва пыталась поднять пакет. Жертве приходилось идти домой с учебниками в руках.

Быть музыкантом среди пацанов считалось позорным, поэтому чаще всех пакеты резали пианисту Диме.

У Темы было очень острое лезвие «Спутник», и он всегда с нетерпением ждал, когда Дима вернется в школу с новым пакетом.

Дима был из небогатой семьи, поэтому купить новый пакет не мог. Тема давал Диме рубль, чтобы тот сбегал в киоск и купил себе новый пакет. Когда Дима возвращался с новым пакетом, Тема вновь разрезал его. А потом давал рубль на новый.

Через два года Тема умер от передозировки.

Гопники

Впервые я узнал о гопниках, когда папа после дня города решил не идти с нами, а срезать путь до дома через гаражи в соседнем дворе. Там его ожидал гоп-стоп — гопники, избили его, забрали телефон, деньги и VHS-камеру JVC, на которую я снимал все семейные архивы. Отца подобрала полицейская машина и увезла в неизвестном направлении. Позже нам домой позвонили, сообщили, где он.

Ночью я один отправился за отцом в отделение полиции. Мне сказали, что он в обезьяннике с другими нарушителями. Я спросил, почему. Ведь напали на него. А не он. Дежурный ответил что-то невнятное про то, что так принято.

Мне открыли решетку. Вместо лица у отца был кровавый мешок, на котором еле угадывались глаза и рот. Всю дорогу обратно мы молчали.

Потом отец несколько недель отходил. Делал какие-то компрессы на лицо. Лежал. Звонил своему другу с бандитскими связями. Тот уверял, что узнает по своим каналам, кто «работает» в этом районе, и все вернет.

Вернуть ничего не вышло.

Я еще долго представлял гопников, которые отсматривают 16-миллиметровую пленку, на которой моя семья ест мороженое и смотрит салют на набережной.

Шоу-бизнес

В 13 я стал интересоваться музыкой. В основном роком. Недалеко от дома я нашел небольшой музыкальный магазинчик с аудиокассетами. Почти каждый день я приходил в него и следил за музыкальными тенденциями. Трогал аудиокассеты, читал названия песен. Кассеты, не упакованные в целлофан, я открывал и заучивал тексты песен с разворотов.

Но в магазине я ничего не покупал. На это у меня не было денег.

Однажды традиционно я пришел смотреть на любимые кассеты, которые не мог себе позволить. Внезапно ко мне подошли два продавца и тот, что поважнее, спокойно сказал:

— Мальчик, иди на хуй отсюда…

Барабаны

Леня был хорошим гитаристом, но как это часто бывает в музыкальной среде, очень дерьмовым человеком.

Наша школьная музыкальная группа под громким названием SEPSIS переживала кризис. Новые песни почти не писались, гитарист все чаще вел себя как звезда, отказываясь играть на нормальных площадках, и утверждая, что мы созданы только для облеванных неформалов.

Концертов из-за этого стало совсем мало. Нас с вокалистом это не устраивало, и после долгих раздумий мы решили, что пришло время избавиться от гитариста. Репетировали мы в школе, где учился Леня. После уроков мы собрались поговорить. Рассказали Лене, что заниматься музыкой мы с ним больше не хотим.

Он неожиданно для нас принял свое увольнение достаточно спокойно.

— По-взрослому получилось все! — на обратной дороге твердил вокалист.

— Да, Леня все-таки нормальный чувак, — кивал я.

Через неделю с вокалистом мы пришли в школу, чтобы забрать мою барабанную установку и отцовский бобинник, который выполнял функцию гитарного усилителя.

На входе нам встретилась директор школы:

— Какое оборудование? Все оборудование принадлежит нашей школе!

— Я сам покупал эти барабаны, это мой инструмент! — пытался возражать я.

— Нет, все оборудование принадлежит нашей школе. Леня лично занимается вашей каморкой и сам проводил инвентаризацию всего имущества. На каждом инструменте стоит номер. Все записано в документах. Барабаны тоже.

Сексизм

В старших классах на гендерные праздники в школе было принято поздравлять друг друга.

Традиционно мальчики и девочки участвовали в жеребьевке, в ходе которой решалось, кто кому будет дарить подарки.

Девочек в классе было 22. Мальчиков — 8. Когда девочки делили мальчиков, то на каждого мальчика приходилось по три девочки. Девочки скидывались втроем и дарили видеокассеты с боевиками класcа С, наборы ручек, журналы с наклейками, реже — сборники с музыкальными хитами 90-х. И только одной девочке не получалось ни с кем скинуться. Ей приходилось поздравлять одного мальчика самостоятельно.

Жеребьевка у мальчиков проходила многослойнее. Бумажки с именами лежали в вязаной шапке, откуда каждый из нас тянул три имени.

Дарить подарок сразу трем девочкам было гораздо сложнее. Больше всего смущало, что это было дорого. Поэтому среди пацанов утвердили правило. Трех классных девчонок можно было обменять на одну страшненькую. И неплохо сэкономить. И наоборот. Если тебе попалась страшненькая, то ее можно было обменять на три красотки, если получится.

Мне достался листик с надписью «Надя». Надя была той самой «страшненькой». Меняться со мной никто не захотел.

На 8 марта девочки выстроились в ряд. Мальчики поочередно подходили к ним и отдавали свои скромные презенты — карандаши, резинки и ручки.

Я подошел к Наде и подарил ей недорогие французские духи. Во всяком случае, на них было написано, что они французские. Девочки с завистью посмотрели на Надю. А Надя улыбнулась.

На следующее утро после урока физкультуры от красоток и средненьких пахло потом, а от Нади — моими духами.

Хабаровск

фото Романа Мурашова

Порно

Детство меломана конца девяностых в Хабаровске было непростым. Отсутствие музыкальных магазинов и медленный интернет не давали возможности находить новые альбомы. Музыку нам приходилось заказывать из Беларуси. Оттуда нам присылали самиздатовские СD с относительно свежими записями.

И если у кого-то из нашей компании появлялось видео какого-либо концерта, то он мгновенно становился для всех лучшим другом, и мы шли к нему в гости.

Чаще всего мы ходили друг к другу с видеомагнитофонами. И переписывали видеокассеты. Так распространялась музыка, клипы и концерты. Иногда нам доставались видеокассеты, переписанные по несколько десятков раз. Порой из-за количества помех на записях мы с трудом различали лица любимых музыкантов.

Однажды мы узнали новость о том, что один из участников Massive Attack и один из участников Prodigy сделали совместную работу. Они написали музыку, которая стала саундтреком к фильму для взрослых.

Так как найти порно в Хабаровске было проще, чем музыку, то мы незамедлительно отправились на центральный рынок, где быстро отыскали видеокассету с нужным нам фильмом.

Скоро на просмотры выстраивались очереди. Видеокассета стала легендарной и переписывалась до сотни раз. Устраивались даже массовые просмотры. Сквозь свойственные взрослым фильмам звуки мы пытались расслышать эксклюзивные музыкальные мелодии.

Так, смущаясь, мы слушали музыку.

Девушка-клоун

В 2000-м я был широко известен в очень узких кругах Хабаровска. Мне было пятнадцать. Наша группа играла металл. И нам казалось, что мы круче всех.

В это время, время порванных от эмоций струн и кровавых мозолей от барабанных палочек, я и познакомился со своей первой девушкой. Она была особенной. Много курила. Ходила в черном. Писала стихи. Примечательно было то, что для этого она ездила на кладбище, где и создавала свои оды смерти. Мне нравилось. Особенно, когда она, с сигаретой в руке, с неподдельной экспрессией, читала мне о том, как коротка жизнь, как много в ней боли.

Днем она перевоплощалась в веселого клоуна для детей. Проводила для них утренники. Дети любили ее и радовались каждому ее появлению. А я скромно носил ее смешные костюмы и красный шарик-нос.

Ночью же она вновь возвращалась на кладбище, вдохновляться темнотой. С ней я начал курить.

Х.У.И.

Будущие профессиональные музыканты в Хабаровске оттачивали свои таланты в местном училище искусств, кузнице будущих пианистов, балалаечников, гитаристов, скрипачей и барабанщиков.

Наиболее талантливые после обучения переезжали в Москву и становились сессионными музыкантами у популярных исполнителей. Оставшиеся спивались, кто-то шел на подработку в ресторан.

В восьмидесятых в учебных заведениях было принято ездить в колхозы. Там студенты копали картошку, экспериментировали с алкоголем, там же происходили первые интимные приключения и создавались семьи.

У каждого института, техникума и училища были свои отличительные жилетки. На спинах первокурсников красовались надписи, которые свидетельствовали о принадлежности студента к тому или иному учебному заведению. Среди них можно было увидеть такие аббревиатуры, как Х.Г.Т.У. — Хабаровский Государственный Технический Университет, ХАБ.И.И.Ж.Т. — Хабаровский Институт Инженеров Железнодорожного Транспорта.

Ребята из Хабаровского училища искусств стыдливо работали в полях с надписью Х.У.И. на спине.

Набережная реки Амур в Хабаровске

фото Романа Мурашова

Первый раз

Мы очень долго и основательно готовились к своему первому концерту. У нас были очень дешевые инструменты, но огромные музыкальные амбиции. Лично у меня не было даже педали для бас-бочки, и я имитировал ее звук рукой по напольному тому.

Настал день долгожданного концерта. Нас поставили первыми на фестивале из десяти групп и дали на выступление пятнадцать минут.

Мы собирались сыграть три песни и открыть их пафосным интро, чтобы все поняли, насколько мы круты.

Мы стояли за сценой. В зале было около двадцати человек.

Организатор попросил нас начинать. Страх сдавливал горло.

Мы обнялись, встав в круг, как какие-нибудь мушкетеры.

— Пацаны, мы всех порвем! — взял на себя роль лидера вокалист.

С трясущимися коленками мы стали выходить к своим инструментам. Я положил рядом с барабанным стулом модный чехол для палочек, сшитый мамой из папиных варенок.

На выступление я приехал после школы, поэтому был в туфлях. Тогда я не понимал, что это не самая удобная обувь для игры на ударной установке.

Со всей силы я стукнул туфлей в пластик бас-бочки, чтобы добавить еще больше героизма звучанию и насыпать побольше низа.

Мы начали первую песню. Я торопился. Гитарист торопился ещё больше, басист немного запаздывал, а вокалист мазал каждую ноту.

Мы отыграли четыре квадрата и уже были готовы к нашему пушечному припеву. Но вдруг гитарист внезапно перестал играть. Песня тут же рассыпалась. Все замолчали. В зале кто-то громко отрыгнул.

— Чуваки, у меня струна порвалась… — почти заплакав, прошептал нам гитарист. — Запасной нету! Я не смогу без нее играть!

Мы все переглянулись и не знали, что делать.

От безысходности наш гитарист спросил про струну у публики и других групп, которые тоже тусовались у сцены. Ответом были летящие в нас пустые полторашки.

Потом гитарист ушел за сцену, сел на свой чехол и там заплакал.

Мы остались на сцене втроем. Вокалист пытался поработать с толпой, но это не работало.

— Идите на хуй! — кричала немногочисленная разъяренная публика.

А где-то в конце зала на местах для поцелуев сидел мой отец и снимал наше первое выступление на шестнадцатимиллиметровую видеокамеру JVC.

Презерватив

Как-то я сидел и делал уроки. Слушал музыку и, как обычно, отправлялся во внутреннее путешествие. С работы вернулся отец. 


— Сынок, нам в почтовый ящик подбросили… презервативы… — очень неловко, отвернувшись к шкафу, начал он. — Ты знаешь, что это такое?


— Да… — пробормотал я (на самом деле, нет)

— Если что, они на тумбочке… — стесняясь, подытожил отец.

Так со мной провели беседу о контрацепции и сделали секс-просвещенным.

Гонорар

Мы были в концертном туре и выступление в Чернигове выпало на понедельник. На концерт, разумеется, никто не пришел. В зале было шесть человек. Двое из них — бармены. 



После концерта к нам подошел арт-директор клуба: 



— Друзья, дело в том, что я не смог заработать с вашего концерта, и мне нечем вам заплатить. 



Увидев, насколько сильно мы расстроились, он обернулся по сторонам, убедился, что вокруг нет лишних ушей и продолжил: 



— Но у меня есть еще один бизнес. И я могу расплатиться с вами… Проститутками…

Актриса

С детства я мало спал. Большей частью из-за нашей соседки. Она была актрисой театра музыкальной комедии. Каждую ночь она радовала нас репетициями под пианино. Ее прекрасный голос мгновенно разлетался по всем этажам панельного дома. Все содрогалось во мне, когда она начинала исполнять «Призрак оперы». Как и полагается, большинство жителей подъезда, относились к ней без особенной симпатии.

— Алкашиха! — кричали пенсионерки с первых этажей.

Валентина Соловых, и вправду, выпивала. Бывало, к ней приходили другие актеры с чем-то звенящим в пакетах, и потом они всю ночь репетировали. Я тайно восхищался ей.



Я взрослел. Она пела. Я стал курить. Она стала воровать бычки из моей пепельницы. Стала больше пить. Ходили слухи, что в театре стало уходить гораздо больше времени на грим Валентины. Да и «Призрак оперы» был уже не так хорош в ее исполнении.

Однажды она позвонила в дверь и заявила, что станцует мне за сигарету.

Я повзрослел еще немного. Чтобы отдыхать от ночных репетиций Валентины, я стал чаще ночевать у своей девушки. А Валентина стала запойной. Нередко она забывала выключать воду в ванной, и топила моих родителей. Они пытались поговорить с ней. Но тщетно. Вызывали милицию. Но это тоже не помогло успокоить ее разгоряченную душу.

Одним прекрасным утром мне позвонил отец. Он сообщил, что Валентина Соловых сгорела заживо в собственной квартире. А через нашу — пролилось шесть пожарных машин воды.

Отец рассказал, что дочь Валентины заперла ее в комнате, чтобы та не просила водки. Валентина долго кричала, а когда поняла, что ее не выпустят, подожгла диван.

Местная журналистка в криминальных новостях закончила свой репортаж словами: «Она жила, как звезда, и сгорела, как звезда».