Советский плакат Е.К. Мельниковой, восхваляющий любовь Сталина к детям, 1951 год

Советский плакат Е.К. Мельниковой, восхваляющий любовь Сталина к детям, 1951 год

Изображение: коллекция Серго Григоряна / redavantgarde.com

В издательстве «Новое литературное обозрение» выходит книга российского историка Виталия Тихонова «Полезное прошлое. История в сталинском СССР», в деталях описывающая отношения Иосифа Сталина с историками и исторической наукой, которая должна была помогать пропаганде объяснять настоящее и славить вождя. Книга рассказывает, как историю науку в сталинские годы поставили на службу советскому государству, почему страну охватила историческая юбилеемания и сформировался культ исторических героев и как Сталин лично переписывал историю партии и страны. С разрешения издательства «Мнения» с небольшими купюрами публикуют главу о том, как Сталин решил вернуть историю в школы и вузы и заказал историкам новые, марксистские учебники — и что они там написали такого, что Сталину совершенно не понравилось.

20 марта 1934 года несколько ведущих советских историков присутствовали на заседании политбюро. Среди них — Н. Н. Ванаг, С. А. Пионтковский, А. И. Гуковский, О. В. Трахтенберг, А. В. Ефимов, руководитель издательства «Учпедгиз» Н. В. Вихирев. Заседание вел В. М. Молотов. В своем дневнике Пионтковский так описал произошедшее:

Наконец, нас вызвали. Мы вошли в зал заседаний гуськом. <…> Всего в комнате было человек 100. <…> Пока говорили Бубнов и Крупская, в комнате стоял шум, присутствующие разговаривали между собой, обменивались впечатлениями и глядели на нас, как на выставку приведенных из зоологического сада зверей. Как только начал говорить Сталин, сидевшие на конце зала встали и подошли ближе, таким образом, вокруг Сталина образовался полукруг, сидели только ближайшие за столом, остальные стояли полукругом и с напряженным вниманием слушали. На лицах было глубочайшее внимание и полное благоговение. Сталин говорил очень тихо. В руках он держал все учебники для средней школы, говорил с небольшим акцентом, ударяя рукой по учебнику, заявил: «учебники эти никуда не годятся»… Что, говорит, это такое «эпоха феодализма», «эпоха промышленного капитализма», «эпоха формаций» — все эпохи и нет фактов, нет событий, нет людей, нет конкретных сведений, ни имен, ни названий, ни самого содержания. Это никуда не годится. То, что учебники никуда не годятся, Сталин повторил несколько раз. Нам, сказал Сталин, нужны другие учебники, с фактами, и событиями, и именами. История должна быть историей. Нужны учебники Древнего мира, Средних веков, Нового времени, история СССР, история колониальных и угнетенных народов. Бубнов сказал: может быть, не СССР, а история народов России. Сталин говорит — нет, история СССР, русский народ в прошлом собирал другие народы, к такому же собирательству он приступил и сейчас. <…> Переведите, говорит, учебники с французского или немецкого языков, переделайте их соответственно нашим требованиям, возьмите учебник Виппера. У Милюкова больше фактов, чем у вас. Переведите на русский язык учебники Древнего мира Вебера или Шлоссера. Дадим для этого бумагу… Сталин предложил восстановить в университете исторический факультет».

Речь Сталина стала приговором всей системе советского образования последнего десятилетия.

На волне борьбы с дореволюционной школой, считавшейся устаревшей, неэффективной, идеологически вредной, история была исключена из курса как предмет, воспитывающий шовинизм и национализм.

На смену классической урочной системе пришли новации: дальтон-план, бригадный метод, междисциплинарные курсы и т. д. Стандартных учебников не было, их заменили так называемые рассыпные пособия, построенные на идее, что учебную книгу можно составлять самостоятельно (пусть и согласно рекомендациям) учителю и учащимся. Однако советская школа в целом оказалась не готова к валу прогрессивных, по своей сути, подходов и выхолащивала заложенные в них идеи.

Схожие процессы прошли и в высшей школе. В университетах были упразднены специализированные историко-филологические факультеты, а профессорско-преподавательский состав, оставшийся с дореволюционных времен, старались до студентов не допускать. Впрочем, острый дефицит кадров все равно заставлял активно использовать «старых специалистов» в образовательном процессе.

По сути, годы педагогических экспериментов закончились, когда начались Великий перелом и сталинская культурная революция. Экспериментальная школа уже не отвечала требованиям идеологов и конструкторов советской державы, поэтому начался ее демонтаж. Индустриализация показала, что бравурные отчеты о подготовке новых кадров, сменивших идеологически и социально подозрительных «старых специалистов», являются сильным преувеличением и требуется в ускоренном темпе подготовить тысячи и даже сотни тысяч новых специалистов. Кроме того, в условиях перехода к построению «социализма в отдельно взятой стране», усилению «военной тревоги» и раскручиванию борьбы с «внутренними врагами» требовались действенные инструменты мобилизации населения и пропаганда «советского патриотизма». В школах вновь вводились курсы истории, в вузах открывались исторические факультеты.

Именно историческое образование должно было стать одним из ключевых инструментов пропаганды новых идеологических установок. Для этого требовались стабильные учебники, которых пока не было.