Карго-культ à la russe. Такер Карлсон диагностировал у России фантомно-болевой синдром

Интервью самого известного правоконсервативного журналиста в мире Такера Карлсона с президентом РФ Владимиром Путиным вышло в ночь на 9 февраля и нисколько не превзошло ожиданий, которые можно было выстроить от этой беседы на основе её «исходных данных».

Дмитрий Песков еще до публикации интервью пообещал, что оно будет опубликовано на сайте Кремля, сам Карлсон не раз ретранслировал тезисы российской пропаганды про «опасного авторитарного диктатора» Владимира Зеленского и нежелание «русских» соседствовать с «американскими ракетами» и «враждебным правительством», посещал в Москве администрацию президента (АП) и от её же сотрудников получал комплименты за отличие своей позиции от «англосаксонских СМИ».

Из этого предсказуемо получился подобострастный вестернизированный официоз в духе «The Putin Interviews» Оливера Стоуна 2017 года. Карлсон изредка перебивал не желающего прерывать историческую справку про Рюрика и Гитлера автократа, безуспешно пытаясь направить разговор в другое русло безобидно-деликатными вопросами вроде «Что такое денацификация?» или «Достигли ли вы своих целей?»

Каких-либо сенсационных признаний или значимой фактуры Карлсон из Путина так и не вытянул, фактически просто предоставив ему через формат интервью трибуну для продвижения нарративов антиукраинской конспирологии на огромную западную аудиторию. Поэтому, на мой взгляд, анализ этого разговора может сводиться лишь к вопросу о том, какой степени полезности идиотом для Кремля — средней или все же высокой — оказался экс-ведущий Fox News. Что, в общем, не столь интересно, из-за чего само интервью в этой статье затрагивать я практически не буду.

Такер Карлсон готовится к интервью с российским президентом

Kremlin Pool/Global Look Press

Ведь куда любопытнее, что под определенным углом ставка АП на предвыборный пиар инкумбента за счет американского журналиста выглядит как радикально оппозиционная антиреклама Владимира Путина и его политического курса, которую всю неделю усиленно транслировали провластные СМИ.

Чтобы разблокировать этот угол зрения, необходимо обратиться к новостной ленте «РИА Новости»: 4 января в ней появилась молния о том, что Карлсона заметили в России. Впоследствии, всего за четыре дня, пропагандисты госагенства напишут о похождениях журналиста 131 новостную заметку (цифра ежечасно растет), в том числе «Карлсон попробовал бургеры во "Вкусно — и точка"», «Карлсон покинул отель через черный вход» или «ТНТ не получил ответ от Такера Карлсона об участии в "Шоу Воли"». Поскольку такая детализация, разумеется, недостаточна, на подхвате у «РИА» всегда есть коллеги по «России сегодня» из RT, которые позвонят в пресс-службу «Вкусно — и точка» и уточнят, что Карлсон потратил на двойные чизбургеры с картошкой ровно 566 рублей. Прокремлевский Telegram-канал Mash же добавит, что журналист также был в «Ашане», где «интересовался бакалеей».

Вся эта «неделя Такера Карлсона», ознаменовавшаяся фиксацией каждого шага консервативного обозревателя и штамповкой тысяч абсурдных молний о его передвижениях, видимо, крайне шокировала и самого виновника торжества. Такер удивлялся, что его узнают на улицах и в последние дни пребывания в Москве чуть ли не в истерике отвечал репортерам на парковке отеля, что он просто едет пить кофе, а не записывать интервью с Путиным.

С одной стороны, такое повышенное внимание может даже показаться трогательным. Однако мне эта ситуация видится совсем не как сентиментальное проявление русского гостеприимства, а, по выражению Александра Роднянского, как довольно унизительная «пляска туземцев перед заморским гостем».

Потому что подобная реакция на визит иностранного журналиста, пускай именитого и намеревающегося побеседовать на камеру с президентом, совсем не кажется достойной цивилизованной европейской страны, чьи официальные лица последние десять лет неадекватно много говорят о суверенитете и «особом пути». Она представляется скорее как логическое следствие изоляционизма и искусственного «отключения» страны от мирового культурного и политического контекста, к которым на самом деле разговоры о всяческом суверенном величии России и приводят.

Кейс Такера Карлсона очень симптоматичен, поскольку он стал первой с начала войны в Украине западной знаменитостью такого уровня, приехавшей в РФ с публичным визитом. Приехавшей отнюдь не в консолидировавшуюся за два года самодостаточную и развитую автаркию из сокровенных мечт российского правительства, а в изголодавшуюся по заморскому вниманию, глубоко дезориентированную страну, в которой сотрудники госагентств бегают по пятам за американским гостем по гипермаркетам и выведывают у кассиров эрзац-McDonald’s, заказал ли он напиток «Добрый Кола» — ведь это для него, должно быть, так в диковинку.

Президент США Рональд Рейган с супругой Нэнси Рейган общаются с москвичами на Арбате, 29 мая 1988 года

Pete Souza/dpa/ Global Look Press

Разгоревшийся ажиотаж концептуально напоминает нечто среднее между двумя феноменами: желанием жителей деревень в Индии или Непале сфотографироваться с европейскими туристами, в лице которых они иногда впервые в жизни видят белого человека, и визитом Рональда Рейгана в Москву в 1988 году. Тогда, как писал в своей книге журналист Брет Байер, пресса и зеваки подлавливали американского президента уже в аэропорту, москвичи выстраивались вдоль дорог и выходили на балконы, чтобы разглядеть гостя, а во время его появления на Арбате чуть не произошла давка, которую сотрудники КГБ укротили за счет избиения прохожих.

Оба этих феномена объяснимы: жители гималайских деревень весьма бедны и малообразованны, а также попросту отрезаны от цивилизации из-за своей географической труднодоступности. Приезд Рейгана в СССР же был не просто сенсационен, но, обращаясь к Жану Бодрийяру, даже гиперреален — это было словно стирание грани между перестроечной риторикой и действительностью, в которую и вправду начали просачиваться символы новой реальности вроде прогуливающихся по Красной площади американских политиков первого эшелона. И, конечно, фундамент обоих этих феноменов можно описать как своего рода «изоляционный шок» — явление, без лишних слов осмысляемое при взгляде на очередь у McDonald's на Пушкинской площади в день открытия в 1990 году.

Описать политический курс Владимира Путина последних двух лет тоже можно через эту очередь, в которую он, физически и символически закрыв тот самый McDonald’s, поставил всех россиян — и визит Такера Карлсона ярчайшим образом это проявил. Я не верю, что, приедь журналист еще в статусе ведущего Fox News в Москву начала февраля 2022-го года, его появление спровоцировало бы такую массовую истерию. Потому что это была страна с принципиально иной моделью восприятия западного мира: где он не представлялся «по умолчанию» радикальной антитезой государству-осажденной крепости, для которой знаменитый гость из США — это дерзкий рисковый смельчак, чьи передвижения (и чеки из фастфуд-ресторана) достойны рассмотрения федеральными СМИ чуть ли не под микроскопом. Довоенная Москва, даже после 2014-го, почти ежедневно принимала музыкантов, актеров и политиков с мировым именем — и это был просто нормальный элемент действительности столицы современной глобализированной страны.

Оливер Стоун во время интервью с Владимиром Путиным. Москва, Кремль, 19 июня 2019 года

kremlin.ru

Достаточно вспомнить того же Оливера Стоуна, в 2016–2017 несколько раз приезжавшего в Россию для съемок интервью с Владимиром Путиным и презентации книги с его стенограммой. Обладатель трех «Оскаров» Стоун, не умаляя заслуг Такера Карлсона, — фигура все же более известная и даже, можно сказать, культовая. Однако пресса тогда ограничилась несколькими заметками и никакого массового помешательства в медиа американский режиссер не спровоцировал. Как и бесчисленные приезжавшие в страну звезды вроде Леди Гаги, со сцены выступавшей в поддержку ЛГБТ-сообщества, часто наведывавшегося в Москву Билла Клинтона или даже Пола Маккартни, чей триумфальный концерт на Красной площади в 2003-м, кажется, и то не получил от медиа внимания, соразмерного «пришествию Карлсона».

Которое также указало и на качественный сдвиг, произошедший в имиджевом восприятии фигуры президента РФ. Апеллируя к распространившемуся в 2020-х жаргонизму «бункерный дед», всецело Владимир Путин вошел в эту роль совсем не в период COVID-19, а именно после начала вторжения в Украину — потому что с этого момента усилиями пропаганды его образ был настолько сильно сакрализован и даже демонизирован, что любое его соприкосновение с «обычными людьми» стало подаваться как сенсация. Например, в 2000-х Путин два раза давал интервью Ларри Кингу, журналисту тоже далеко не последнего дивизиона, в 2021-м беседовал с Хэдли Гэмбл с СNBC, ранее в Ново-Огарево общался с редакцией Time для номера о «человеке года» — и никогда сам факт интервью с представителем западного СМИ не преподносился как экстраординарное событие, результат тщательного отбора в среде «англосаксонских СМИ» или «похороны глобальной лжи».

Потому что за два года президент с ордером на арест от Международного уголовного суда сумел стать своего рода Ким Чен Ыном — эксцентричным, спрятанным от публики диктатором, редко общающимся с внешним миром и выставляющим для иностранных интервьюеров нереалистичные требования. Страну же, в которой Владимир Путин захватил власть, он погрузил в символическое состояние, приближенное к северокорейскому — состояние самой развитой и большой в мире «провинции», появление «правильного американца» в которой раздувается в СМИ чуть ли не до масштабов национального праздника.

Президент России Владимир Путин во время интервью с Такером Карлсоном

Kremlin Pool/Global Look Press

Наблюдать за этим тоскливо и стыдно, поскольку современная Россия — это все же не КНДР, не перестроечный СССР и не гималайская деревня. Это государство, еще в начале 2000-х привыкшее к европейскому образу жизни и статусу равноправного участника процессов глобализации, которое его власти вот уже десять лет (два года — с особым рвением) пытаются искусственно втянуть в северокорейско-советско-гималайский модус.

Нюанс состоит в том, что эта цель совершенно нереализуема. Приезд Карлсона показал, что институционально РФ — и в особенности сами «суверенные демократы» в ее руководстве — предельно зависима от внимания извне, от западного общественного мнения и своего реноме в иностранных медиа. Эта страна страдает от фантомных болей, появившихся в результате бездарно проделанной ампутации у неё связей с внешним миром — и визит американского журналиста для беседы с нерадивым хирургом показал, насколько оборванные им связи на самом деле востребованы.

Показал, что молчаливая или активная поддержка Владимира Путина означает дальнейшую «провинциализацию» России и окончательное ее превращение в такую размазанную на всю Евразию ГДР, где, не ровен час, западная поп-музыка или джинсы начнут восприниматься как дары небесные, словно в охваченных карго-культом меланезийских племенах, пока «РИА Новости» будут штаповать новости в духе «"Голос мудрости". Во Франции восхитились словами Путина о Зеленском». Именно это антиутопическое обстоятельство следует держать в голове при ознакомлении с интервью Карлсон—Путин, а не получасовые мантры последнего о неонацистах и героических попытках прекратить начатую им же войну за счет полномасштабного вторжения.