В издательстве «Новое литературное обозрение» выходит книга «Загадка народа-сфинкса. Рассказы о крестьянах и их социокультурные функции в Российской империи до отмены крепостного права».
Жанр «рассказов из крестьянского быта», дань которому отдали в том числе и многие классики (Н. М. Карамзин, Н. В. Гоголь, Д. В. Григорович, И. С. Тургенев, Л. Н. Толстой, М. Е. Салтыков-Щедрин), зародился в 1770‑е годы и, пройдя полувековой путь, достиг апогея в середине XIX века. Принято считать, что этот жанр гуманизировал изображение крестьян как полноценных личностей с особым внутренним миром, эмоционально равноценным дворянскому. Но так ли это?
Как показывает книга историка литературы, доцента Школы филологических наук НИУ ВШЭ Алексея Вдовина, процесс гуманизации и субъективизации крестьян в прозе был весьма противоречивым и привел скорее к признанию их инаковости.
Загадка русского мужика. Идеальный или жуткий Другой?
Бытование идеологического конструкта «загадочный русский мужик» не ограничивается периодом Крымской войны. Эта глава расширяет рамки до двадцатилетия 1841–1861 гг., когда в короткой прозе о крестьянах и литературной критике складывается тот концепт, который И. С. Тургенев уже после отмены рабства назовет «сфинксом». На материале нескольких забытых и известных рассказов и их критической рецепции я попробую проследить, как в них формировался метасюжет о загадочном русском мужике, поступки которого непонятны ни односельчанам, ни тем более внешнему наблюдателю-дворянину. Топос загадочности складывался постепенно и мог воплощаться до 1861 г. как минимум в трех популярных крестьянских образах, образующих континуум значений: юродивый (праведник) — странный богатырь — дикий/бестолковый мужик. Если первый образ спектра однозначно коннотировался как идеализированный, а медианный — как условно нейтральный, то фигура темного и забитого крестьянина, утвердившаяся в литературе только в самом конце 1850-х гг. (у Н. В. Успенского), наиболее последовательно воплощала антиидиллический модус и полностью дискредитировала патриархальную идиллию.
Конструкт «загадочного русского мужика» появился, конечно, задолго до 1840-х гг.