Взятие Тюильри: революционеры под республиканским триколором 10 августа 1792 года идут на штурм королевского дворца
Изображение: Wikipedia / Jacques Bertaux
Всем народам свойственно героизировать своё прошлое в ущерб соседям по планете. Это привычно, естественно и зачастую выходит непроизвольно. Но порой в историографии случаются и парадоксы. В России «Великой» принято называть не одну из своих революций, а чужую — случившуюся почти два с половиной века назад во Франции (притом, что на родине она зовётся просто «Французской»).
О событиях 1789–1799 годов в одной из ключевых стран Старого Света что-то да слышал каждый. В известном смысле французская революция вышла образцовой, на которую потом ориентировались почитатели из России и других стран. То там, то здесь возникали свои Учредительные собрания, революционные власти, как когда-то в Париже, провозглашали Свободу, Равенство и Братство, а потом обличали всех несогласных в страшнейшем из зол — стремлении к термидору (а то ещё и бонапартизму).
Нередко подражатели перенимали у вдохновителей лишь худшее: объявляли своим святым долгом защиту завоёванных свобод любыми методами. В итоге революционный террор охранял новые тирании — настолько же равнодушные к созиданию, но куда более косные и кровожадные, чем их предшественники. Впрочем, самой французской революции такой однозначный вердикт вынести трудно.
С её достижениями до сих пор ежедневно сталкиваются и совершенно равнодушные к истории люди — ведя ли своё авто по привычной правой стороне дороги, отсматривая ли на смартфоне пройденный за день километраж или сетуя, что на выборах победил «правый» (или «левый») кандидат. Правда, стоявшие за этими достижениями поборники прогресса и гуманности тоже пролили немало крови. Была ли эта цена необходимой?
Соус подал короля
Монархия — многим поколениям европейцев эта форма правления казалась единственной возможной. Однако с наступлением Нового времени открылось, насколько может быть мало одних генеалогии и церемониала, чтобы подданные видели в своём властителе подлинно Божьего помазанника.
В кризисные для государства периоды требовалось нечто трудноуловимое, некая особая связь между жителями страны с их августейшим. И к лету 1791 года во Франции многие понимали, что действующий король, Людовик XVI из династии Бурбонов, этот ресурс истратил. После череды унизительных компромиссов с Национальным собранием монарх на словах обнаружил себя почти что пленником в реальности.
Людовик вместе с семьёй томился в золотой клетке парижского дворца Тюильри, куда полтора года назад сторонники перемен вынудили его переехать. С каждой неделей положение Людовика и его жены, Марии-Антуанетты, выглядело всё более двусмысленным. На Пасху 1791 года революционная толпа попросту не выпустила своего законного государя выехать на праздничное богослужение.
Арест семьи Людовика XVI, 21 июня 1791 года
Изображение: Wikipedia / Thomas Falcon Marshall (1854)
Шансы спасти жизнь и, возможно, даже вернуть реальную власть оставляло лишь бегство. Одно дело — клокочущая бунтарская столица, и совсем другое — тихая патриархальная глубинка. Сочувствующие королю парижане вполголоса сообщали, что на окраинах полно верных трону офицеров. Они готовы помочь Людовику перебраться за рубеж, где венценосные собратья приютят гостя. Нашёлся и неожиданный союзник, шведский дипломат Ханс Аксель фон Ферзен.
Впоследствии молва объясняла сочувствие скандинава французским Бурбонам тривиально, мол, его новым любовником выбрала ненасытная Мария-Антуанетта. Но даже если и так, то фон Ферзен сильно рисковал, помогая семье, от которой всё больше парижан предпочитало держаться подальше.
Швед раздобыл подлинный паспорт на имя российской баронессы Анны Корф. Её личина полагалась воспитательнице королевских детей, Луизе-Элизабет де Турзель. Маленького дофина переодели девочкой, а роли служанок «баронессы» играли Мария-Антуанетта и королевская сестра Элизабет. Сам Людовик XVI нарядился в ливрею лакея. Вдвойне злая ирония — в контексте как слухов о природе отношений Марии-Антуанетты с фон Ферзеном, так и бессчётных сетований современников на слабохарактерность правителя.
По плану иностранца, королю с королевой и детьми полагалось незаметно покинуть Тюильри и ехать до приграничного Варен-ан-Аргона. Неподалёку от этого приграничного местечка стоял гусарский полк, чьи офицеры считались роялистами. Фон Ферзен предвидел, что революционеры быстро хватятся беглецов и устроят погоню. Поэтому, по его плану, Бурбонам следовало мчаться к Варену на двух небольших лёгких фиакрах. Но Людовик наотрез отказался разделять семью и потребовал, чтобы в ночь 21 июня все ехали вместе — в одной большой и громоздкой карте.
Едва ли не единственный раз в жизни французский король проявил упрямство, вышедшее вскоре роковым.
Близ спасительного Варена, в городке Сен-Менегу, у монаршей кареты сломалась ось. Пока деталь чинили, местный почтальон Жан-Батист Друэ совершенно случайно, буквально по профилю на купюре, опознал в «лакее» короля — тот, вжившись в роль, непринуждённо болтал с местными крестьянами. Что хуже, наблюдательный чиновник стоял против монархии и успел предупредить о неожиданных гостях единомышленников в Варене. Там королевскую семью арестовал местный судья Жан-Батист Соус.
Ассигнат Французского королевства 1790 года — по портрету в верхнем левом углу Друэ опознал короля
Изображение: Wikipedia / Bank of France
Его фамилию можно считать говорящей: до начала революции юрист-самоучка работал простым бакалейщиком. Теперь же Соус поймал целого короля с его роднёй и организовал их возвращение в Париж, максимально затянутое и бесконечно позорное. В июньские дни 1791-го престиж французской монархии растворился в жарком летнем воздухе.
Время бурных перемен создавало свою реальность. В 1780-х годах любому жителю страны показалось б абсурдом, что почтальон с бакалейщиком могут решать судьбы короля, его родственников и всего королевства. Но спустя несколько лет инициативность Друэ и Соуса будет стоить жизней тысячам французов. Притом два Жан-Батиста в итоге переживут и якобинцев, и термидорианцев, и империю Наполеона. Оба скончаются уже в середине 1820-х годов, при власти уже реставрированных Бурбонов.
