Почти все сотрудники МВД России подали до 30 апреля сведения о своих доходах, которые включают денежное довольствие, движимое и недвижимое имуществе, а также другие доходы, заработанные законным путем. Но нужно понимать, что данные о доходах сотрудников милиции доступны только для внутренних проверок Департамента собственной безопасности или кадрового обеспечения МВД. В нашем случае такая форма противодействия коррупции, как общественный контроль, к сожалению, закрыта. Декларирование доходов эффективно в ключе работы по выявлению нечистоплотных чиновников или милиционеров, но эта форма контроля не доведена до логического конца. МВД не хочет и не будет публиковать эти данные в открытом доступе. Информацию сделали закрытой под предлогом защиты личных данных. Когда мы ратифицировали конвенцию ООН по борьбе с коррупцией, мы не ратифицировали только один пункт — пункт 20. А он дает определение незаконному обогащению. Незаконное обогащение — это разница между доходами и расходами. Фактически, если расходы значительно превышает уровень доходов, мы имеем дело с человеком, который зарабатывает деньги нечестным или незаконным путем. В случае с МВД с чем мы будем бороться? Непонятно. Основная часть данных, которая должна быть предметом борьбы с коррупцией, отсутствует. Я имею виду доступ к сведениям милиционеров представителей общественности. Дознавателю районного ОВД можно простить, если он не задекларировал детскую коляску. Его если захотят убрать — его уберут. Но генералу МВД, чья дача на Рублевке за $10 млн записана на 80-летнюю мать, всю жизнь прожившую в маленьком городе в республике Татарстан, простить уже нельзя. Такие генералы есть, а их мамы под декларацию не попадают. В чем смысл декларации? Это общественный продукт, для обсуждения и журналистов. А в МВД — это внутреннее использование. В России нет эффективных механизмов контроля за спецслужбами и правоохранительными органами. Нет ни депутатских, ни сенаторских комиссий. Даже сам механизм подачи сведений о доходах сотрудниками МВД может стать коррупционным. Никто не исключает, что с людьми, которые работают в отделе собственной безопасности, можно будет договориться. Фактически механизм может стать обменом любезности между милиционерами. Когда система не доработана и нет логической последовательности — работать ничего не будет. Однако это уже хороший шаг со стороны МВД и не отметить это нельзя. Возможно, наступит момент, когда данные будут публиковать или ратифицируют пункт 20 конвенции ООН. Надеюсь, что это наступит. Вреда от этого пока нет никакого, но вполне можно будет получить и пользу. Как же все-таки контролировать этот процесс? Сейчас активно обсуждается тема, что не сами носители власти должны следить за потенциальными коррупционерами, а общественность. Что мешает какой-либо инициативной группе, тому или иному общественному совету и журналистам собрать данные, на чем ездит, где живет и чем занимается жена начальника отделения милиции в Москве? И сравнить эти данные со сведениями, которые он подал, путем запросов и требований. Это, конечно, идеальная модель. В жизни ее сложно воплотить. Начинать нужно с малого, хотя бы понять, сколько стоит дом, квартира или машина того или иного милиционера. Если же нам будут отвечать, что информация закрыта, нужно ставить вопрос, совпадает ли общественная информация с той, которую он подал. Это не голословное обвинение чиновника или милиционера в том, что он вор. Но как человек с заработной платой в 30 000 рублей может позвонить себе машину за $100 000? Если он говорит, что жена заработала и подарила, нужно ставить вопрос: а где она работает? И почему в кабаке, где она работает, собираются местные авторитеты? В итоге, что должно быть: если МВД не в состоянии следить за своими сотрудниками, общественность должна подавать сигналы, а ведомство честно и, никого не покрывая, отвечать. Мы сейчас не видим, покрывает ли МВД сотрудников или нет. Сотрудники милиции сами – не дураки, сдавать себя не будут.