23 мая Фонд Егора Гайдара провел круглый стол «Российская армия: непосильное бремя или нераскрытое преимущество?». Slon публикует фрагменты выступления бывшего министра финансов РФ Алексея Кудрина.

Модернизация армии и ОПК невозможна без модернизации всей экономики

Если мы говорим об армии, ее вооруженных силах и их возможностях, мы должны исходить из того, что военная мощь складывается из экономического, социального, научно-технического, политического и собственно военного потенциала. Нельзя рассматривать армию в разрыве с экономическим потенциалом страны. Устойчивый рост расходов на оборону (я буду всегда на этом настаивать) возможен только в условиях устойчивого роста экономики. Если мы создадим такой рост расходов, который будет существенно опережать рост экономики, то мы должны будем выбрать: либо уменьшить все остальные программы в стране, включая инфраструктуру, образование, другие социальные отрасли, в том числе строить по-другому пенсионную систему, потому что мы нашли другой приоритет и хотим опережающе наращивать там расходы; либо начать существенно поднимать налоги – тогда мы создаем другие сложности роста. И первый сценарий, и второй создают сложности для создания современной экономики и стимулов для роста.

Опять же, буду утверждать, что только оборонный заказ не создает ни модернизацию, ни экономический рост. Следующий вывод: модернизация армии может происходить только одновременно с модернизацией всей экономики. В современной экономике нельзя создать маленькие анклавы, оазисы высоких технологий и инноваций, тогда как остальная экономика не будет соответствовать современному уровню. Период, когда мы на базе военных заказов создавали новые технологии, а потом они применялись в гражданской отрасли, прошел. Безусловно, армия и ОПК все равно заказы создают, и по-прежнему на отдельные технологии, которые сейчас в гражданской сфере не имели бы коммерческого потенциала, армия готова сконцентрировать такие ресурсы, которые достигнут результатов быстрее, чем в коммерческом секторе.

Но мы все-таки сегодня начинаем жить в другом мире. Глобализация создала совершенно новую систему: чтобы создать новую технологию, мы должны применить все высокие технологии и достижения всех других отраслей. Сегодня невозможно это сделать в одной отрасли: нужно создать комплексную продукцию из многих комплектующих. Даже наши современные самолеты, или ракеты, или суда – это уже конечный продукт применения современных технологий во всех областях, от связи и материалов до непосредственно вооружения. Поэтому модернизация армии и ОПК невозможна без модернизации всей экономики.

Сейчас обозначены определенные параметры оборонзаказа. Наша дискуссия осложняется тем, что многие цифры засекречены, я сейчас тоже не имею прямого доступа к ним и даже ограничен в том, что уже знаю. Был период, когда начальник Генштаба Квашнин писал мне крупные доклады в одном экземпляре: он считал, что надо меня убедить в каких-то аспектах развития армии и ее реформе, чтобы я поспособствовал ее поддержке. И должен сказать, что с 2000 года мы многое сделали. Опять же, у меня не все цифры на руках. Но с 2006 года объем расходов на раздел бюджета «Национальная оборона» вырос с 686 млрд рублей до 1 трлн 846 млрд в 2013 году. В процентах к ВВП рост более скромный – до 3% ВВП мы выросли, но к 2014 году общие расходы вырастут до 2 трлн 745 млрд, это 3,7% ВВП. Хочу обратить внимание, что с 2011 года уже на 1% ВВП вырастают расходы на этот раздел.

Несмотря на то, что мы говорим об армии, я скажу еще об одном разделе бюджета, где тоже сконцентрирован определенный военный потенциал – это «Национальная безопасность и правоохранительная деятельность». Мы с 566 млрд в 2006 году выросли до 1 трлн 826 млрд. Что любопытно: объем финансирования национальной обороны и всей остальной части правоохранительной деятельности и безопасности сравнялся. Но мы должны помнить, что у нас в национальной обороне и космос, и тяжелая техника, и самолеты, и суда, а в правоохранительной деятельности этого нет, но они по сумме догнали. Это ненормальная, неестественная структура. Совместно эти расходы выросли до 6,1% ВВП и продолжают расти: с 2013 года на 0,5% – это составит 33% расходов бюджета, хотя есть другие разделы, которые с этим связаны: часть расходов сидит разделах «Образование», «Медицина», «Социальная политика» (все военные пенсии).

Вот объем расходов в 2005–2009 году. Нынешняя пятилетка к предыдущей вырастает в реальном выражении (за вычетом инфляции) на 53%. Даже в период кризиса и слабого экономического роста мы находимся в состоянии мощнейшего наращивания национальной обороны.

Хотим ли мы сохранять позицию мощнейшей военной державы?

Можно сразу перейти на сравнение наших расходов с другими странами. США имеет больше – 4,8% ВВП, имея особую роль в мире по своей военной доктрине. Если же это перевести в доллары по текущему курсу, то годовые военные расходы всех стран НАТО – больше триллиона, в США из них – 700 млрд, Россия – всего 38 млрд.

Это реально вызов: хотим ли мы сохранять позицию мощнейшей военной державы после США, да и Китай мощно наращивает вооруженные силы? Как в этих условиях конкурировать, когда мы не можем сравниться ни с США по объему ВВП, ни с другими странами НАТО вместе (только Германия и Франция по отдельности могут с нами конкурировать). Они не стремятся первенствовать в этом, но имеют расходы не ниже наших. Должны ли мы слушать тех, кто говорит: поскольку мы хотим сохранить свою обороноспособность и быть не хуже, нам надо существенно увеличить долю расходов на оборону? Но даже тогда мы не сможем встать с ними вровень по экономическому потенциалу.

Мы должны очень четко понять, какие современные методы мы должны использовать для сохранения своей обороноспособности, должны ли мы ставить задачи, которые выходят за рамки чистой обороны и сохранения своей территории, должны ли мы выполнять какие-то блоковые функции в СНГ, Центральной и Средней Азией, по силам ли нам это? У меня нет окончательных ответов на эти вопросы. У меня скорее есть ответ, что если бы мы ограничились только задачей обороны России, то мы бы с ней справились в рамках приемлемого для России уровня расходов к ВВП, который традиционно сложился за последние годы, и нам бы не пришлось сейчас существенно их наращивать.

Есть еще один аспект – численность вооруженных сил. НАТО – 3,5 млн человек, США – около 1,5 млн, не считая Национальной гвардии. У нас около 1 млн и около 400 тысяч военнослужащих в других войсках (пограничники, сотрудники ФСБ, ФСО, они входят в единую систему вооруженных сил, которая выходит за рамки Минобороны). Полиция к ним не относится, в данном случае это органы правоохранительной деятельности. Но внутренние войска входят в систему военной организации, находясь в составе полиции.

Южная Корея обгоняет нас по численности военнослужащих на 100 тысяч населения, но Россия показывает здесь рекорд по сравнению со всеми остальными странами, и даже величиной нашей территории это вряд ли объяснишь. И Германия, и США имеют показатели в два раза меньше: там один военнослужащий защищает 200 граждан, а у нас всего 99. Это отчасти компенсирует более низкие технологии техники и вооружения, но мы тогда должны определяться с правильной структурой и ее создавать.

Тратя на оборону, мы выводим средства из будущего развития

При этом, если бы мы сегодня решили реализовать полный переход на контракт и профессиональную армию, это стоило бы около 180 млрд рублей в год. С учетом того, что уже принят указ о значительном увеличении числа контрактников (до 475 тысяч к 2015 году), то для завершения полного перевода потребуется только 90-100 млрд рублей. В сопоставлении с тем, как сейчас увеличиваются расходы – 2% ВВП, в ценах прошлого года это 1 трлн рублей, добавить всего 100-180 млрд с более четким распределением и переходом на профессиональную армию становится вполне реализуемой задачей. Мы могли бы поставить эту задачу, и она была бы посильна при более оптимальном распределении средств на финансирование вооруженных сил.

Дальше я подчеркну: когда мы вынимаем из экономики в виде налогов ресурсы (как правило, налоги платят те, у кого есть прибыль), снимаем их с успешных предприятий, которые бы могли направить эти средства на дальнейшее производство, инвестиции, повышение качества рабочей силы, тем самым задавая новый оборот и накапливая новый капитал. Тратя на оборону, вынимая эти средства на создание армии, с точки зрения экономической, мы выводим средства из будущего развития. Танки стоят, требуют расходов на текущее содержания, которые делают еще больше вычеты из прироста ВВП.

Поэтому, когда у нас правоохранительные и оборонные ведомства обосновывают мультипликативный эффект от расходов на национальную оборону, они, как правило, учитывают только расход, который проводится за счет этих ресурсов. Всегда надо сравнивать с тем, сколько продукта создали бы эти же ресурсы через другие технологии, через инвестиции в другие технологии, в том числе и в гражданского направления. Тогда этот эффект будет очень слабым. Он будет, но не такой, как обычно доказывается. Если так организовано производство, что мы будем закупать современную технику. А закупаем ли мы современную технику? Пойдет ли этот оборонный заказ в 23 трлн на современные образцы, которые потянут за собой новую цепочку заказов на инновационную продукцию? Сейчас, когда Минобороны уже заявило, что нужно делать это в больших объемах и очень быстро, наращивая в разы в течение трех-пяти лет, можем ли мы в ближайшие три-пять лет увеличить закупку самых современных образцов? Они уже есть, уже выведены на серию, чтобы такими темпами начать их закупать? Может, они будут через три-пять лет готовы, и тогда их закупать?

Тут же Минобороны заявляет, защитив свой бюджет, о неспособности российского ВПК производить продукцию, дотягивающую хотя бы до уровня Китая. Тогда возникает вопрос: может быть, закупать за рубежом? Тут же разгорелась полемика, и уже готовы закупать то, что есть. «Уралвагонзавод» – один из примеров: предполагалось, что задел будет лет через пять по новым изделиям, но пришлось сделать заказ прямо сейчас. Поэтому новый план закупок не совмещен с графиком выхода новой продукции из НИОКРов и испытаний.

Те цены, по которым посчитаны эти 20 трлн, существенно ниже тех, по которым готова работать оборонная промышленность. Они не согласованы с промышленностью в полном объеме, и первые же заказы это показали: по полгода стояли в прошлом году заказы, промышленность говорила, что не может согласиться на эти цены. Называю те цены, которые запрашивает Минобороны: это 3-5% рентабельности в лучшем случае, а нужна минимальная рентабельность 10-15%, иначе отрасль инвестиционно не привлекательна. Имеем ли мы в виду, что сегодня оборонная промышленность должна быть государственной, и не важно, какая там рентабельность? Можем ли мы вернуться в Советский Союз и создать полностью нерентабельный ВПК? Или мы будем исходить из того, что мы будем иметь в основном частную промышленность (уже сегодня в большинстве предприятий, выполняющих оборонный заказ, доля частной собственности достигает 50% и больше)? Новые изделия, которые будет выходить, будут требовать заказа кооперации гражданских отраслей, которые сегодня не работают на ВПК, но смогут участвовать в тендере и будут на основе своих мощностей производить то, что будет заказано?

Мы должны опираться на широкий круг предприятий, которые сегодня будут работать, завтра потеряют возможность заказа, потом снова приобретут. Мы не можем содержать чисто государственную отрасль оборонзаказа, мы давно прошли этот период. Поэтому сегодня мы должны создать рыночные условия работы этих предприятий, чтобы под такой гарантированный заказ на 10 лет в новое оборудование проинвестировал частный сектор. Это просто гарантированная доходность. Тогда нам нужен будет меньший срез государства, но главное – у нас после оборонзаказа останутся современные, работающие в отрасли предприятия, а не планово-убыточные, существующие только на государственные ресурсы, не способные работать в рынке. Это новое требование к оборонной промышленности, к новым принципам ее работы пока не реализовано, и в новой программе развития ОПК оно тоже не получило развития.

Полную стенограмму дискуссии «Российская армия: непосильное бремя или нераскрытое преимущество?» можно прочитать на сайте Фонда Егора Гайдара.