Фото ИТАР-ТАСС/ Алексей Панов
Мой прошлый пост о путинских тупиках, из которых стране предстоит выползать долго и трудно, возможно с Владимиром Путиным, а скорее, без него, был посвящен проблемам Северного Кавказа. Рассмотрю теперь более подробно два других, тоже, на мой взгляд, из числа главных вызовов, стоящих сейчас перед Россией. Это, во-первых, бедственное состояние инфраструктуры – технической и социальной; и, во-вторых, кризис системы управления. И в том, и в другом случае неожиданный обвал может случиться в любой момент. Что касается первого, то система всегда вкладывала колоссальные силы и средства в инфраструктуру геополитическую и геоэкономическую. Для страны это огромные расходы, эффективность которых публично никогда не оценивалась, а для многих корпораций и близких к власти бизнесменов это и прямой доход сейчас, и перспектива извлечения больших доходов в будущем. Это механизмы перераспределения сырьевой ренты. Гигантские затратные проекты вроде Северного и Южного потоков, есть кому лоббировать. В последнее время, когда стали выделяться большие средства на транспортную инфраструктуру и коммунальное хозяйство, там тоже расцвел связанный с чиновниками на всех уровнях бизнес. Беда в том, что долгие годы власть вела себя как временный собственник предприятия, стремящийся извлечь максимальный доход сейчас, не задумываясь о будущем. В результате доставшаяся от советского времени технологическая и социальная инфраструктура в основной ее массе не только не усовершенствована, но доведена до последней степени изношенности. Короткий горизонт планирования в силу сначала политической нестабильности, а потом постоянно меняющихся правил игры – вообще ключевое свойство нашей системы. Длинные инвестиции не рациональны ни в экономике, ни в политике. Если нельзя планировать на длинную перспективу, то не выгодно и вкладывать: ни в инфраструктуру в экономике, ни в репутацию в политике. Это самовоспроизводящийся механизм, и если порочный круг не разорвать, из тупика не выйти. А разорвать его можно, лишь совершенствуя политическую систему, обеспечив разделение властей и развивая институты. У исполнительной власти, занятой текущими проблемами, горизонт планирования по определению уже, чем у законодательной; а у отдельного политика уже, чем у политической партии, если, конечно, это реальная партия. С технологической инфраструктурой проблемы заметнее, когда, скажем, выбытие дорог превышает строительство новых, или что ни месяц происходят масштабные техногенные катастрофы и аварии: бьются самолеты, тонут корабли, взрываются военные склады, рушатся здания, огромное количество жизней уносят пожары. Приближающееся к катастрофическому состояние инфраструктуры социальной, и, в первую очередь, в сферах здравоохранения и образования, не так очевидно, отчего и власть, и общество не уделяют этому должного внимания, усугубляя таким образом масштабы негативных последствий в будущем. Аварийное выбытие из строя объектов технической инфраструктуры будет продолжаться еще долгие годы вследствие ранее не сделанных в нее инвестиций. Что касается образования и здравоохранения, то в этих сферах давно идущие негативные количественные изменения уже в ближайшие годы могут дать резкое качественное падение. В последние годы идут два, однонаправленных, по сути, процесса: возрастание рисков управленческих сбоев вследствие кризиса и быстро меняющихся внешних условий; и снижение адаптивных способностей системы, а также ее возможности держать удар. Система устроена так, что она провоцирует кризисы, что называется «на ровном месте» – без всяких внешних толчков. В качестве примеров можно привести банковский кризис 2004 года, монетизационный кризис 2005 года, алкогольный кризис 2006 года, авиационный коллапс 2011 года, не говоря уже о локальных кризисах на рубеже 2009–2010 годов, приведших к социальным взрывам во Владивостоке, Калининграде и др. местах. Причин много, но главная из них даже не падение качества управленцев в силу отсутствия публичной конкуренции и отбора по принципу лояльности, а не эффективности. Главная – это органический порок системы, в которой действия отдельных элементов определяются частными интересами – индивидуальными и групповыми, а не интересами системы в целом. При этом, в силу неспособности сверхцентрализованной и забюрократизированной системы оперативно купировать возникающие кризисы, локальный кризис в ней может легко перерасти в общесистемный (один из сценариев такого рода, к счастью пока не реализовавшийся, был описан Евгением Гонтмахером в Новочеркасске-2009). А кризис общий может приводить к катастрофическим последствиям в отдельных регионах. Модель возникновения и распространения кризиса, т. о., может быть «низовой» – снизу вверх, и «верховой», а последствия для системы самыми тяжелыми. Ситуация продолжающегося экономического кризиса создает крайне негативный общий фон, на котором последствия кризиса управленческого могут оказаться еще более разрушительными. Некоторые эксперты, ссылаясь на нашу историю, считают, что, во-первых, со всем этим можно жить и долго; а, во-вторых, что с этим все равно ничего не поделаешь, мол горбатого только могила исправит. Представляется, что сравнение с периодом «брежневского застоя» при этом не совсем работает. Прежде всего, в силу разных причин все процессы, включая процессы разложения идут сейчас гораздо быстрее, и путинский режим прошел полный цикл своего развития – от зарождения до старческого маразма за 10 лет. Кроме того, все-таки жесткости, унифицированности, закостенелости и безальтернативности сейчас нет. И даже там, где все изменилось к худшему, живы память и опыт, которые могут способствовать быстрому улучшению при изменении внешней рамки.