Талита Уильямс, статистик, приводит убедительные доказательства того, что нам следует каждый день уделять внимание состоянию нашего тела, мониторить показатели, потому что эти данные помогут выявить гораздо больше, чем сможет диагностировать впервые видящий вас врач скорой помощи. Об этом она рассказала аудитории на платформе TED.
С самого детства я предпочитала информацию, полученную из анализа конкретных цифр, и истории, которые можно рассказать при помощи чисел. Помню, взрослея, я была разочарована тем, как мои собственные родители мухлевали с цифрами: «Талитa, если бы я сказал тебе это один раз! Но ведь я говорил тысячу раз!» Нет, папа, только 17 раз, причем дважды я была ни при чем. Думаю, это стало одной из причин, приведших меня к докторской степени в области статистики. Я всегда хотела знать, что люди пытаются скрыть за числами. Как статистику мне удобно работать с данными, а уж анализирую я их сама.
У нас с Дональдом должен был родиться второй ребенок, я находилась на 41-й неделе беременности. Кому-то это может показаться поздним сроком, но мы, статистики, называем это «быть в пределах 95-процентной уверенности». И в этот момент мы должны каждые пару дней проходить стресс-тест, довольно рутинный, он определяет состояние ребенка. Своего лечащего врача вы видите крайне редко, если видите вообще, тест делает любой, кто в этот день в смене. Итак, мы приходим на стресс-тест, и спустя двадцать минут доктор заходит и говорит: «Ребенок в состоянии стресса, будем вас стимулировать». Каков был мой ответ как статистика? Покажите мне данные! Он продолжал говорить нам, что ЧСС ребенка сильно упала после 18-й минуты, – до того пульс был в пределах нормы, а потом в течение двух минут сердце плода билось с той же частотой, что и мое (что ненормально). Говорю: «Может, это просто была моя ЧСС? Знаете, я немного двигалась, – тяжело долго лежать на спине 20 минут, будучи на 41-й неделе. Может, прибор немного сдвинулся». Но врач возразил: «Мы не хотели бы полагаться на вероятности». Я спросила: «А если бы я была на 36-й неделе с теми же результатами? Вы бы стали стимулировать роды?» Он ответил: «Нет, ну я бы подождал до 38 недель. Но вы уже почти на 42-й, нет никаких причин оставлять ребенка внутри». Я снова задала вопрос: «Хорошо, но почему бы нам не повторить тест еще раз? Мы могли бы получить больше данных. Я могу постараться действительно сохранять спокойствие 20 минут. Мы бы сравнили два полученных результата». Он дошел до «мэм, я просто не хочу, чтобы ребенок умер».
Что ж. Каков же теперь мой ответ как статистика? Покажите мне данные! Парень, ты говоришь о шансах, а я занимаюсь вероятностями днями напролет. Давай, расскажи мне все о шансах. Давай поговорим о вероятностях. Поэтому я сказала: «Окей, хорошо. Вероятность такого исхода возрастает с 30 до 60?» И он отвечает: «Не совсем, но она удвоится, и мы действительно хотим только лучшего для ребенка». Я попробовала подойти к вопросу с другой стороны. Я сказала: «Из тысячи случаев – какие шансы на то, что у ребенка будут проблемы, если дело происходит до срока родов?» После чего он посмотрел на меня, посмотрел на Дональда и сказал: «Примерно у одной». Я сказала: «Так, а из тысячи младенцев, рожденных в срок, но при тех же симптомах, у скольких будут проблемы?» – «Примерно у двоих». Ну и где тут показания для стимуляции родовой деятельности? Я сказала врачу, что срок беременности у меня, скорей всего, не 41 неделя. Он пришел в недоумение. «Возможно, вы не знали, – пояснила я, – но сроки беременности высчитываются исходя из стандартного 28-дневного цикла. А мой цикл находится в пределах от 27 до 38 дней. И у меня подтверждающие это данные». В тот день мы покинули больницу без стимуляции. Вообще нам пришлось подписать отказ, чтобы выйти оттуда. И я не агитирую вас не слушать врачей, потому что с первым нашим ребенком на 38-й неделе стимуляцию родовой деятельности делать пришлось из-за маловодия. Я не против медицинского вмешательства. Так почему мы так уверенно отказались в тот день?
Потому что мы собирали данные. Шесть лет. И могли довольно точно оценить ситуацию. В начале менструального цикла эстроген доминирует, он понижает базальную температуру. Во время овуляции тело высвобождает яйцеклетку, и количество прогестерона повышается, тело нагревается в ожидании оплодотворенной яйцеклетки. Почему? Представьте птицу, высиживающую яйца. Почему она сидит на них? Чтобы держать в тепле и защищать. Именно это и делает наше тело каждый месяц: нагревается – на случай если понадобится охранять новую жизнь. Если беременность не наступает, эстроген повышается, и цикл начинается снова. Но если женщина беременеет, базальная температура остается повышенной все девять месяцев.
Измерение температуры помогло мне понять, что моя первая беременность не сохранилась – повышение заставило сделать тест, оказавшийся положительным. Через пару дней все было кончено, у меня случилось сильное кровотечение, выкидыш на раннем сроке. Не следи я за температурой, я бы подумала, что это просто задержка. Печальная, горькая новость, но это была информация, с которой я потом пришла к врачу.
И это касается не только фертильности, конечно же. Например, вы знали, что температура тела может многое рассказать о состоянии вашей щитовидной железы? Железа работает подобно термостату в доме: вы настраиваете термостат на оптимальную температуру. Когда становится слишком холодно, термостат сообщает: «Эй, нам нужно немного горячего воздуха», а если делается жарко, работает на охлаждение. Аналогично действует в нашем теле щитовидная железа.
Но что происходит, если она функционирует неправильно? Это отражается на температуре тела: она, как правило, ниже нормы или нестабильна. Собирая эти данные, вы можете узнать о состоянии вашей щитовидной железы. А если у вас проблемы с щитовидной и вы пошли к доктору, он станет проверять количество тиреотропного гормона, но проблема в том, что этот анализ не показывает, как именно действует гормон в вашем теле. А просто следя за температурой каждый день, вы получаете эту информацию.
Не хотите измерять температуру каждый день? Конечно, не хотите. Однако есть множество других вариантов! Можно измерять давление, вес. Кого же не привлекает ежедневное взвешивание?
И я, как любая хорошая жена, бросилась с ним в отделение неотложной помощи в два часа ночи. Всю дорогу думала: «Ты не можешь умереть у меня на руках сейчас! Мы только поженились! Люди будут думать, что я тебя убила». |
Мы приехали в больницу, и доктор сказал: «Кажется, у нас проблемы». А муж продолжал: «Я не могу дышать через нос». На что врач ответил: «Не можете дышать через нос? Ну тогда дышите через рот». А потом глянул на нас и припечатал: «Сэр, кажется, я знаю, в чем дело. У вас сердечный приступ. Я сейчас же сделаю вам ЭКГ и КТ». Мы думали: «Нет, нет, нет, нет, нет. Это не сердечный приступ. Он может просто дышать ртом. Нет, нет, нет, нет». И мы спорили с доктором, а доктор предлагал «просто успокоиться». А как тут успокоишься? Однако я не верила, что это сердечный приступ.
«Когда мужчина весом 159 кг заходит в приемное отделение и говорит, что не может дышать, вы делаете вывод, что у него сердечный приступ. А вопросы задаете уже потом». |
Сейчас врачи скорой помощи обучены принимать решения очень быстро, но не всегда точно. Итак, будь у нас какая-то информация о состоянии сердца Дональда, возможно, диагноз оказался бы верным с первого раза.
Посмотрите на график изменения артериального давления с октября 2010 до июля 2012. Вы увидите, что измерения начинаются в предгипертонической/гипертонической зоне, но через полтора года они переходят в зону нормы (это ЧСС здорового 16-летнего подростка). Что эти данные говорят вам? Очевидно, это результаты того, кто кардинально изменился, и, к счастью для нас, этот человек сегодня здесь. Тот мужчина, весивший 159 килограммов, пришедший со мной в отделение неотложки, сейчас даже более сексуален и здоров. Теперь это 102-килограммовый мужчина, и это его кровяное давление. Итак, спустя полтора года питание Дональда изменилось, изменился наш режим физических нагрузок, и его ЧСС, кровяное давление отреагировали на эти изменения в его теле.
Какую мысль мне хотелось бы до вас донести? Взяв на себя ответственность за данные о своем теле, как это сделали мы с Дональдом, совершая все эти ежедневные измерения, вы становитесь экспертом. Делать это несложно. Для этого не нужна докторская степень по статистике или медицинское образование. Врачи – специалисты по здоровью людей вообще, но вы – эксперт по собственному состоянию. И когда встречаются два эксперта, они могут принять лучшее решение, чем ваш доктор в одиночку.
