«Марш мира»: три главных вопроса

Прошедшие в минувшее воскресенье массовые антивоенные акции оказались наиболее многочисленными за последние год-полтора. В Москве, согласно подсчетам независимых наблюдателей, численность участников составила чуть более 26 тысяч человек, визуально шествие казалось много масштабнее мартовской акции. Произошедшее ставит перед нами по крайней мере три главных вопроса. Если подавляющее большинство – по опросам – поддерживает Путина, то почему на протестную акцию выходит все больше народа? Стоит ли вообще ходить на такие акции, ведь они все равно ничего не меняют? Люди вышли – и что теперь? Попробуем ответить на эти вопросы по порядку. 1. Я уже слышу очередные обвинения в адрес социологов: опять ошиблись! Опросы врут! Ничего подобного. Сторонники власти на сегодняшний день действительно составляют большинство, хотя это и не было заметно во время акции – провокаторов и людей с плакатами в поддержку «Новороссии» по ходу движения шествия было всего несколько десятков. Опросы показывают, что сторонники власти в своей массе не готовы к активным действиям, – они не обсуждают свои политические предпочтения с друзьями и на улице, они остаются перед экранами телевизоров, потребляя продукты государственной пропаганды. Напомню, 95% сограждан узнают об украинских событиях прежде всего по теленовостям, для половины населения телевизор остается почти единственным источником информации, для подавляющего большинства это государственные каналы. Во многом это «зрительская» поддержка, то есть пассивная и незаинтересованная. Сторонников власти часто хватает только на то, чтобы прийти и проголосовать на выборах, – но большего и не надо. Доля независимых телеканалов, на которых озвучиваются разные точки зрения на происходящее, позволяющих сформировать альтернативную официальной картину, сегодня в России ничтожна мала. Например, телеаудитория «Дождя» составляет по Москве не более 5%, по России – 2–3%. Если этих цифр недостаточно, приведем другие: аудитория таких газет, как «Ведомости» или «Новая», даже в столице составляет всего пару процентов, лишь 1–2% москвичей работали за последнее время добровольцами, еще меньше – поддерживали деньгами какую-либо общественную или политическую инициативу. Однако, хотя граждане, способные сформулировать альтернативную точку зрения на происходящее, находятся в явном меньшинстве (особенно после того как была проведена массированная кампания по дискредитации оппозиции и любой независимой общественной деятельности), они в 4–5 (!) раз чаще оппонентов готовы отстаивать свою позицию публично. Пусть их мало, но они заметны. Вчерашние митинги показали, что «несогласные» остаются хорошо отмобилизованной группой и это во многом результат первых массовых протестов 2011 года, когда люди увидели, что их не так уж и мало. Страх участия в уличной акции, который ушел тогда, так и не вернулся, несмотря на все усилия власти, – «болотное дело», все репрессивные законы и бесконечное шельмование оппозиции и гражданского общества по госканалам. 2. Стоит ли ходить на такие мероприятия (ведь они ни на что не влияют) – это вопрос, на который каждый отвечает для себя сам. Отметим однако, что эффект от таких мероприятий – момент спорный. Так, о положительных результатах митингов 2011–2012 годах (пусть и ограниченных) могли говорить лишь те, кто принимал в них участие. В интервью с активными участниками событий общим местом были воспоминания о душевном подъеме, чувстве солидарности с идущими рядом, возможности познакомиться с людьми схожих взглядов. Гражданские массовые акции тех лет – «белые кольца», гуляния, уличный лагерь «Оккупай Абай» – оказались событиями, во время которых людям было интересно и приятно просто общаться друг с другом. Последнее время, на фоне выросшей нетерпимости, отчуждения и открытой вражды, подхлестываемых государственной пропагандой, поводов к заинтересованному человеческому общению катастрофически не хватает. И, скорее всего, для многих участников вчерашних шествий они стали своеобразной отдушиной, поводом увидеть единомышленников и друзей. 3. И, наверное, главный вопрос, который в очередной раз поставило вчерашнее антивоенное шествие: а что дальше? Осмысленной созидательной общей программы у устроителей шествия и – шире – у российской оппозиции по-прежнему нет. Между тем 26 тысяч человек (а вместе с сочувствующими их еще больше) – это уже немало. Кроме того, благодаря опросам на предыдущих митингах мы знаем, что в подобных мероприятиях принимают участие люди со значительным социальным капиталом: образованные, активно участвующие в общественной жизни и помимо протестных акций, вписанные в большое количество социальных сетей, экономически и информационно независимые. На воскресном мероприятии можно было встретить известных общественных деятелей, социологов, экономистов, финансистов, писателей. Способны ли все эти люди сделать что-то значимое уже сейчас, а не после того пресловутого момента, когда путинский режим перестанет существовать? Наш коллега социолог Борис Дубин, анализируя последствия 1991, 1993, 1996 годов, писал о «проигранных победах»: ситуациях, когда за каждым «исключительно кратким» общественным подъемом, волной энтузиазма, следовали длительные периоды общественной апатии и раскола. Всякий раз после очередного рывка (предельной ситуации) общество откатывалось назад. Возможность выхода из замкнутого круга социолог видел лишь в не чрезвычайной, повседневной работе на усложнение общественных связей, сохранении и увеличении многообразия форм общественного участия, дискуссий, различных мнений. Программа долгосрочной, осмысленной созидательной работы есть сегодня лишь у единичных активистов, наиболее успешных некоммерческих организаций и общественных ассоциаций: в том числе у некоторых муниципальных депутатов, которые работают с жителями на протяжении всего срока полномочий, а во время избирательных кампаний встречаются с жителями лично, ходят по дворам, разговаривают, выслушивают проблемы. Сильнейшие правозащитные, благотворительные, экспертные независимые организации демонстрируют пример повседневной организованной, созидательной общественно полезной работы, понимание того, что можно было бы сделать уже сегодня. Именно они составляют каркас российского гражданского общества, они же сегодня становятся целью многих пропагандистских кампаний. Некоторым приходится закрываться. Общественная, материальная, информационная и волонтерская поддержка таких организаций, заинтересованность общества в их судьбе – это то, чего им очень не хватает. Сохранение существующих организаций и создание новых, более широкое вовлечение общественных специалистов в дискуссию о будущем страны – все это можно было бы сделать уже сегодня.