«Буря в стакане» случилась в выходные в свердловском отделении ОНФ. Скучную и незаметную дискуссионную площадку «Общество и власть: прямой диалог» оживило предложение активистов ввести статус «врага народа». Их аргументация представляла собой традиционный набор пропагандистских штампов, а сами они вели себя при этом как типичные «тролли», подсчитывая количество публикаций и лайков. Как и следовало ожидать, исполком ОНФ дистанцировался от высказываний активистов: скандалы не нужны никому, а ОНФ как личному ресурсу Путина в особенности. 

Итак, что же произошло? Активисты – так мы будем дальше называть не просто патриотов, а воинствующих патриотов, занятых постоянной борьбой с многочисленными врагами – пришли в ОНФ и выступили с главной на текущий момент патриотической идеей: впредь называть врагами тех, кто не согласен с проводимой Россией политикой. И получили от ворот поворот: «ОНФ не собирается возвращать термин "враг народа"». Важно отметить, что ОНФ в данном случае вовсе не «отстойник» – стандартная бюрократическая структура, чья задача забалтывать отношения с гражданами, ОНФ – самый настоящий прямой канал связи с президентом. И вот на том конце провода неожиданно взяли и положили трубку. С активистами, свердловскими и прочими, просто никто не захотел разговаривать. И на то есть несколько причин.

Активистов никто не захотел слышать, потому что сами они слушать никого не умеют и не хотят. В первую очередь они не слышат того, кого называют своим лидером – Владимира Путина. Идеологическая подготовка активистов в наши дни значительно уступает той, что была во время настоящей борьбы с «врагами народа». Никто из них не знает, в чем именно заключается позиция Путина, и вряд ли сможет без подсказки процитировать хоть одно из последних его высказываний. Поэтому вовсе не удивительно, что никто из них не удосужился внимательно прочитать последнее Послание, чтобы узнать, что «мы сами никогда не пойдем по пути самоизоляции, ксенофобии, подозрительности, поиска врагов». Любой здравомыслящий человек, услышав такое от президента, серьезно бы задумался после этого, стоит ли предлагать ОНФ идею «врагов народа». Но с активистами все по-другому, сигналы Путина не проходят, они теряются где-то в их нервной системе под воздействием центральных каналов ТВ.

Путина активисты не читали, а потому им невдомек, что сам президент крайне редко пользуется агрессивной патриотической риторикой. Он никогда ничего не говорил ни про «хохлов», ни про «бандеровцев», ни про «укропов». Если такая риторика и появляется, то лишь для того, чтобы навсегда затем исчезнуть: он всего один раз в своих выступлениях упомянул про «пятую колонну» и еще один раз про «хунту», это было весной, и с тех пор патриотические штампы в речи президента больше не появлялись. О том, что Путин против ксенофобии, можно было догадаться и без Послания, просто внимательно слушая, как и что он говорит: именно он первый сказал, что главная трагедия в ситуации на Украине – «отчуждение братских народов». Уже тогда у активистов был повод задуматься, к чему клонит лидер нации.

Более чем умеренная риторика нужна президенту, чтобы не загонять себя в идеологические рамки, оставляя место для политического маневра, хотя, возможно, все дело в том, что в отличие от активистов он не смотрит телевизор. Активистов ввел в заблуждение типичный пропагандистский прием: вот показывают Путина, затем штатные телепропагандисты внедряют новую патриотическую риторику, а через некоторое время демонстрируют результат – 84% рейтинга. От такого у кого угодно пойдет голова кругом, а в ней остается: Путин призывает нас на борьбу с врагами.

Градус враждебной патриотической риторики накалялся и накалялся, но вдруг в сентябре война в Донбассе закончилась: исчезли с экранов Стрелков и хроники артобстрелов, все реже стали говорить про хунту и укрофашистов. Новообразованная картина мира могла бы и вовсе обрушиться, если бы не санкции, внешние враги и «пятая колонна». Ситуация на Украине изменилась, но внутриполитические потребности в патриотизме никуда не делись: протесту удалось выжить, несмотря на то что расклад изменился явно не в пользу оппозиционеров. Казалось бы, еще немного, дай только волю активистам, и с протестным классом можно покончить просто физически. Они были готовы ко всему. И вот наконец историческое Послание Президента, в котором, возможно, будет дана-таки нужная команда.
Но вместо этого Путин дал совершенно другую команду: стоп, мы против поиска врагов. Патриотическая картина мира – 2014 начала расползаться по швам. А на следующий день президент сказал то, от чего у активистов должен был возникнуть жесткий и длительный когнитивный диссонанс: «Мы не намерены преследовать людей нетрадиционной ориентации». Обрушился другой пласт символической картины мира, где, оказывается, нельзя не только сжигать геев в печах, но даже и выходить с такими предложениями на публику не следует. Теперь активистам придется избавляться от ругательств «гейропа» и «либераст», которые прочно внедрились в политлексикон и начали всерьез влиять на национальную самоидентификацию.
Элементарные политические законы гласят, что если оставляется место для политического маневра, то с большой долей вероятности он будет совершен. Путин всегда любил играть на противоречиях, делать неожиданные ходы, ломать рамки ожиданий и традиционных запросов. Это для Дугина главный либерал – Сатана, а в России главным либералом всегда был Путин, или, по крайней мере, стремился быть им не меньше, чем консерватором. В наивысшей за последние 15 лет точке патриотизма Путин начинает использовать либеральную риторику, что становится полной неожиданностью для патриотов-активистов, но совсем не удивительно для тех, кто успел привыкнуть к президентским виражам. 
На что рассчитывали активисты? Неужели они и в самом деле думали, что благодаря радикальной патриотической риторике станут новым политическим классом и опорой лидера нации? Верить в это было бы большой ошибкой и заблуждением с их стороны, ибо политическая функция этих людей была совсем иной.
Все это время с их помощью протестному классу демонстрировалась хтоническая сущность российского народа, которая, по большому счету, не слишком-то изменилась за двадцать лет новой российской государственности. Ему показали, что 30-е годы прошлого века – архетипическое состояние общества, в которое при желании легко можно вернуться. В свое время, когда тысячи протестующих собирались на Болотной и проспекте Сахарова, рабочие УВЗ выступили с угрозой приехать на танках и разогнать протестующих. Тогда это выглядело популизмом, в 2014-м стало осознанной реальностью.
По законам драматургии каждый эпизод должен быть доигран до конца, и эпизод с демонстрацией силы протестному классу не исключение. Патриоты-активисты ждали приказа «взять», но вместо него прозвучала другая команда. Это была стандартная политтехнология, с помощью которой протестному классу показали, что Путин – единственный, кто удерживает либералов от патриотического разгрома.
Но патриоты-активисты Путина не услышали. Они не слышали, не знают, не понимают, что сыграна команда «отбой», или делают вид, что всего этого не было. Они пока не осознают, что санкция на агрессивный патриотизм от лидера нации закончилась, а может, ее и вовсе не было, и теперь, посмотрев на всю эту патриотическую вакханалию, лидер нации решил отсесть подальше от людей, с которыми в приличном обществе и здороваться-то не принято. Один из екатеринбургских инициаторов возвращения понятия «враг народа», как оказалось, был признан виновным в пропаганде нацистской символики. Любой на месте президента захотел бы пересесть и лишний раз сказать, что он против ксенофобии.