Владимир Путин.
REUTERS / Alexsey Druginyn / RIA Novosti
Выражение «смена режима» подобно изобретенному Станиславом Лемом слову «сепульки». До оказавшегося на далекой планете персонажа Лема «все чаще долетало это загадочное слово, произносимое сдавленным шепотом или же страстно выкрикиваемое». Наводящие вопросы помогли выяснить, что сепульки имеют какое-то отношение к репродуктивной функции местной расы, но более конкретного ответа получить так и не удалось. О смене режима мы тоже слышим постоянно. Отставной политик и выпущенный на волю экс-олигарх говорят о ее неизбежности. Российские чиновники и депутаты – о непреклонной воле ее предотвратить. Но понимание довольно смутное, примерно как с сепульками у Лема.
В предельно широком смысле понятно, о чем речь: собственно, о том, что когда-нибудь Владимир Путин лишится власти, причем одним этого хочется до самозабвения, а другим это как нож острый. Но почему «смена режима»? Не праздный вопрос в мире, в котором слова – слишком часто – заслоняют содержание. Но содержание все-таки важнее. Стандартное определение политического режима примерно такое: это совокупность процедур, принципов и правил (формальных или неформальных), определяющих форму правления в стране. А основной элемент формы правления – это механизм приобретения и утраты (то есть смены) власти. Казалось бы, при чем здесь Путин? И какое вообще отношение имеет эта абстрактная категория к нашим политическим реалиям?
