Урбанистика против демократии: Петербург Николая II

Краткий пересказ книги Евы Берар «Империя и город: Николай II, “Мир искусства” и городская дума в Санкт-Петербурге. 1894–1914» (М. НЛО. 2016).

Контекст

Удивительным образом урбанистика в царской России занимает преимущественно иностранцев. Я уже писал о книге американского исследователя Александра Мартина «Просвещенный метрополис» о том, как московские фонари и кофейни помогали создавать средний класс во времена Ломоносова и Пушкина.

Работу французского историка Евы Берар «Империя и город» в некотором роде можно считать ее продолжением, хотя авторы, конечно, не сговаривались: первый заканчивает накануне освобождения крестьян в 1861 году, а вторая подхватывает с коронации Николая Второго в 1896 году. В фокусе внимания теперь не старая, а новая столица – Петербург. Правление последнего русского царя длилось 23 года. Берар изучает, как Россия в этот кратчайший срок пыталась построить у себя современное городское пространство с парламентом и канализацией.

Нелюбимый город

К революции 1905 года в Петербурге не было сложившихся публичных пространств. После провалившегося восстания декабристов в столице не проходили протестные митинги, но не проводились должным образом даже массовые праздники. К примеру, даже торжества по случаю двухстолетия города в 1903 году были организованы провально к вящему огорчению заскучавших зрителей. По праздникам улицы и площади принадлежали марширующим военным. Плюс иногда на них врывались с бомбами революционеры.

После убийства Александра Второго его сын фактически бежал из города в Гатчинский дворец, окончательно разорвав отношения семьи Романовых с Петербургом. Неудивительно, что и его наследник, последний царь, так и не полюбил столицу и покидал ее надолго при всякой возможности. После рождения цесаревича Алексея в 1904 году он с семьей переехал в Царское Село, поэтому девятого января 1905 года над Зимним дворцом, к которому пробилась часть рабочих с петицией, не было, как и во все предыдущие дни, императорского стяга: расстреливали толпу у пустой резиденции.

В своем пригороде царская семья оказалась отрезанной от столицы: в разгар первой революции железнодорожники присоединились к всеобщей забастовке и министры плавали с докладами на пароме через Финский залив. Николай не вернулся в неприятный ему город ни во время революции, ни даже на открытие первой Думы в Таврическом дворце. Неудивительно, что позже он будет отвергать все маштабные планы развития города вроде перепланировки Васильевского острова или даже строительства метро через Неву.

Петербург, словом, был почти что предоставлен самому себе. Революция 1905 года дала этому мощный толчок: улицы были заняты протестующими, в лекториях остановивших занятия университетов постоянно проходили встречи или, как их называли на английский манер, митинги, где встречались рабочие депутаты и интеллигенция.

Об изменившемся отношении к городу и властям в тот период свидетельствует случай из дневника начальника питерской охранки. Он шел домой и вдруг увидал, как рабочий с красной повязкой, то есть из народной милиции, подошел к городовому и попросил того помочь с уборкой выгребной ямы в ближайшем дворе (в то время полиция отвечала и за коммунальное хозяйство). Автор дневника, забыв, что он в штатском, потребовал арестовать смутьяна, на что полицейский лишь усмехнулся и пошел убирать нечистоты.

Кстати, именно с нечистотами была связана, пожалуй, крупнейшая попытка правительства Столыпина заняться урбанизмом. К началу двадцатого века российская столица чуть ли не единственная в Европе из года в год переживала эпидемии холеры: в городе не было ни нормального водопровода, ни канализации, а в Фонтанку и Мойку продолжали выливать бытовые отходы.

Демократия против урбанистики

Ситуация усугублялась демографическим взрывом: если в 1881 году рабочие составляли 42% жителей Петербурга, в 1900 году их было уже 63%. К началу мировой войны этот показатель приблизился к критическим восьмидесяти процентам. Эти неграмотные переселенцы из деревень жили в чудовищных антисанитарных условиях, зачастую по десятеро на комнату.

Столыпин, видя неспособность городской думы Петербурга решить имиджевый вопрос с позорными для европейского города болезнями, решил взять дело в свои руки и построить в столице единые системы водопровода и канализации за счет, как сказали бы сейчас, федерального центра.