Наталия Зоркая, ведущий научный сотрудник отдела социально-политических исследований аналитического центра «Левада-центр»
Арсений Несходимов для Republic
Великодержавный настрой россиян понемногу отступает перед реальностью. Люди все больше погружаются в кризисную депрессию и с тоской вспоминают о временах позднего СССР, о чем говорят и последние опросы. Возможен ли массовый протест в стране, жизнь в которой, по сути, не обещает гражданам ничего, кроме нарастающих трудностей? Об этом Republic поговорил с Наталией Зоркой, главой отдела социально-политических исследований и одним из старейших сотрудников «Левада-центра».
– Вызывают ли предстоящие думские выборы какие-то надежды на перемены в обществе? Что люди про них думают и думают ли вообще?
– Не люблю это слово – надежда. В российском контексте оно говорит о желании приспособиться. Лучше все-таки трезво оценивать ситуацию. Раньше надежды в связи с выборами действительно были. Каждый электоральный цикл сопровождался некоторым подъемом общественных ожиданий, настроений, готовностью участвовать, выбирать. А мы изучаем ситуацию с выборами всю постсоветскую историю, так что можем сравнивать. Если вспомнить, года так до 96-го у людей в стране даже сохранялось смутное ощущение, что их голоса на что-то влияют. Граждане допускали, что по итогам выборов может произойти нечто неожиданное – скажем, победа зюгановских коммунистов. Теперь мы не наблюдаем никаких признаков предвыборной мобилизации. Ни малейшего всплеска.
– Более того, каждый четвертый житель страны, судя по вашим опросам, готов продать свой голос на выборах, если что-то за него предложат.
– «Хоть что-нибудь я могу с этого поиметь?» – так рассуждают люди. То есть общественные интересы тут уже ни во что не ставятся, горизонт представлений, как устроена жизнь вокруг людей, укорачиватся до их собственного носа. И, конечно, это знак полной деморализации населения. В наших свежих исследованиях интерес к выборам, их обсуждению, например, с друзьями и близкими, почти отсутствует.
– То есть выборы для россиян окончательно превратились в пустую формальность?
– Это уже близко к советской картине, когда все тупо шли голосовать, потому что так положено. Конечно, видимость честных и прозрачных процедур на ближайших выборах наверняка будет соблюдаться.
Арсений Несходимов для Republic
– И видимость состязательности, надо полагать.
– Только видимость, поскольку шансов у допущенных «Яблока» и «Парнаса», думаю, нет никаких. Их оппозиционность полностью девальвирована действующей властью. Так что выборы, с помощью которых что-то где-то можно реально изменить, в глазах населения не имеют смысла. Как я уже сказала, они ему неинтересны.
– А что интересно? Готовы ли они к прямому протесту на фоне стремительного падения уровня жизни?
– Никаких признаков созревания по-настоящему массовых движений мы тоже не наблюдаем. Хотя периодически делаем замеры по всей России, как люди оценивают вероятность экономических и политических протестов и готовность в их участвовать. И всегда одна и та же картина: высказанная готовность, какой бы она ни была, на порядки отличается от реального участия населения в протестных процессах – от миллионов остаются тысячи. Впрочем, это не означает, что локальных социальных волнений не будет – думаю, будут.
– Их будет больше?
– Вполне допускаю. Люди все-таки привыкли немного получше жить. Чуть-чуть получше. Видим, что к людям возвращается хроническое недовольство своим положением, и это положение, да, продолжает ухудшаться. На пике крымской эйфории по всем показателям была поддержка любой власти – от правительства до милиции. Во всем читалась фантастическая удовлетворенность – положением дел на Северном Кавказе, уровнем материального благополучия, всем чем угодно. В реальной жизни людей ничего не изменилось, но все показатели полезли наверх. И это радость и поддержка практически были единодушными. Пропаганда давила на державный комплекс и антиамериканизм населения, которые сидели в людях еще с советских времен, и в итоге смогла объединить общество через негатив в самых примитивных его формах – «кругом враги», «Запад – наш враг».
– Но почему это сработало со сравнительно молодыми людьми, которые толком не застали СССР?
– Потому что работа с ностальгией по советским временам шла уже довольно давно. А еще шла работа по очернению опыта 1990-х. И большинством семей, родителями и детьми, такой образ недавнего прошлого с легкостью был принят.
– Все-таки почему детьми?
– Потому что их родители в массе своей тогда оказались за бортом. 1990-е давали новые возможности только тем людям, которые хоть как-то были ориентированы на успех, социальное признание, достижения, самореализацию, качественное образование. Понятно, что таких было меньшинство. Правда, тогда мы этого еще до конца не осознавали. Проводили специальные замеры – на предмет готовности к риску, опробованию новых форм экономический или общественной деятельности, мобильности. Думали, что процент людей с такой ценностной ориентацией будет расти. Но он не вырос, остановился где-то на 10%.
Арсений Несходимов для Republic
– И этого, считаете, мало?
– Страшно мало. В обществе острая нехватка упертых людей, которые бы шли в суд, защищали свои права – по крайне мере, пытались бы это делать. Стояли бы до последнего. Проблема дефицита этого активного, непримиримого класса отлично описана в мемуарах Себастьяна Хафнера «История одного немца. Частный человек против тысячелетнего рейха». Ключевой вопрос книги – как? Как эти люди, свободные граждане Веймарской республики могли подчиниться Гитлеру? Запомнилась фраза: «Среди немцев оказалось слишком мало мучеников». То есть слишком мало упертых людей, которым бы хватило ума и смелости противостоять медленному сползанию нации в пропасть.
