Съемки программы «Прожекторперисхилтон» на Первом канале. Фото: Максим Ли / РИА Новости
Идея поставить юмор на службу власти появилась в советское время, в конце 1920-х – начале 1930-х годов, начиная с Ильфа и Петрова. Потом для многих поколений было загадкой: как могли миллионными тиражами печатать по сути антисоветские книги «Золотой теленок» и «12 стульев». Объяснение было найдено относительно недавно – их выход был санкционирован Сталиным, поскольку эти книги в свое время ему были нужны для борьбы с Троцким и Бухариным, с левым и правым уклоном.
С тех пор практика использования юмора и, шире, культуры для манипуляции, для политических целей через какие-то тонкие настройки стала нормой и в позднесоветское время, и сейчас. Для сигналов обществу, демонстрации потепления, для выпуска пара – то есть юмор тут всегда рассматривается в качестве инструмента, функции. Но в послесталинское время система столкнулась с неожиданным сопротивлением субъекта. Им был, как правило, автор скетчей и исполнитель, юморист (работали обычно в тандеме). Они постоянно норовили выйти за рамки разрешенного, протащить шутку через худсовет на сцену. Ходят целые легенды об этой истории тихого сопротивления – они кажутся сегодня наивными, но они важны для нас именно как экзистенциальный акт, желание вырваться за флажки. Этот тип – «советский юморист» – оставался постоянной проблемой для власти (собственно, закрытие первого КВН в 1971 году было глобальным подтверждением этого противостояния) и одновременно олицетворял высшее в человеке – стремление к свободе, прямо как в «Мифе о Сизифе» Камю. Сама природа юмора, его спонтанность, неуловимость, скорость играли на стороне юмориста, сама природа сопротивлялась запрету.
