Эдуард Бояков и Захар Прилепин (и примкнувший к ним Сергей Пускепалис, который менее на слуху, но оказывается, тоже новоросс) во МХАТе имени Горького – это какое-то невероятно точное попадание, ну вот как если бы преемником Путина вдруг стал Рамзан Кадыров. Вроде бы фантастика, но очень логично, вроде бы совсем другой, но в каком-то смысле такой же, вроде бы по всем пунктам ужаснее, но чем черт не шутит.
Доронинский МХАТ – воплощенное проклятие советских долгостроев и культурной политики; в Москве два таких театральных дома (второй – на Таганке), и судьба обоих одинакова. Семидесятые, модный театр с лучшими GR-возможностями, позволяющими выбить фонды, найти площадку, спроектировать близкое к совершенству и по функционалу, и по внешней архитектуре новое здание, – вот он вкладывает в строящийся дом всю мечту и всю душу, но стройка идет так долго, что времена меняются, и вложивший мечту и душу главный режиссер или уезжает, как Любимов, или остается в старом здании, как Ефремов, а стены с чужой мечтой и душой достаются отколовшейся части труппы – консерваторам, ретроградам и даже реваншистам, обреченным на вечное пребывание даже не на обочине театральной жизни, а вообще вне ее. В истории русской культуры XX века мхатовское здание на Тверском бульваре проходит не по театральной, а по архитектурной категории. Еще при Сталине расчистили квартал и начали строить огромное здание музыкального театра Немировича-Данченко, потом стройку забросили, недоделанная коробка простояла тридцать лет, пока Екатерина Фурцева не решила отдать объект МХАТу, и Владимир Кубасов достроил брошенную сценическую коробку до постмодернистского шедевра, цитирующего оригинальный мхатовский занавес в туфовом фасаде, шехтелевские лестницы и двери из Камергерского (на Тверском бульваре у лестниц светящиеся перила!) и даже вешалку, с которой начинается театр – на Тверском бульваре она аллегорически вынесена в мощные консоли на фасаде.