Вавилонская библиотека. Иллюстрация: Erik Desmazieres / Wikipedia.org
Самое точное определение Хорхе Луиса Борхеса – в том, что он ускользает от любых определений. Возможно, именно это позволило ему предвосхитить сложную и противоречивую реальность, которая вступила в права уже после его смерти.
Английский аргентинец и слепой библиотекарь
С одной стороны, Борхеса легко обвинить в архаичности: его рассказы, стихи и эссе наполнены отсылками к Древней Греции, он обожал артефакты прошлого и преклонялся перед историей. С другой – никто из писателей прошлого столетия не заглядывал в будущее так часто и проницательно, как Борхес. Именно из-за этого кажущегося противоречия писателю так трудно дать однозначное определение. Он не фантаст, но часто писал о том, чего никогда не происходило. Не ученый, но выстраивал теории и облекал их в почти поэтическую форму. Не философ, но размышлял о реальности не меньше Хайдеггера и Витгенштейна.
Жизнь самого Борхеса тоже напоминает биографии разных людей, которые каким-то образом уместились в одной личности. Он родился в 1899-м в семье уругвайки испанского происхождения и выходца из аргентинской провинции Энтре-Риос с испанскими, португальскими и британскими корнями. Последний фактор особенно повлиял на будущего писателя. Благодаря бабушке по отцовской линии Фанни Хаслам он знал английский не хуже испанского и с детства проникся европейской литературой. К тому же Фанни идеально разбиралась в еврейской Библии Танахе и пробудила в мальчике интерес к иудейской культуре.
Борхес стал человеком вне национальности – он вырос на пересечении культур и не ограничивал себя аргентинской идентичностью. Из-за этого его величие долго не признавали на родине – там предпочитали «патриотичную» литературу. Зато именно эта неопределенность (с другой стороны – разнообразие) обеспечила ему место в истории.
