Россия. Ивановская область. Фото: Владимир Смирнов / ТАСС
Спустя сто с лишним лет после столыпинской реформы земли в России пустеют. После распада колхозов десятки миллионов селян получили паи на землю. Сегодня населенные пункты в нашей стране окружены нарезкой частных наделов по несколько гектаров. Но эта земля ничего не стоит, потому что на ней нельзя селиться.
В 1954 году Ричард Пайпс выпустил свою дебютную работу по истории России «Образование Советского Союза: коммунизм и национализм, 1917–1924». А в 1996-м российский предприниматель Владимир Мегре начал серию книг «Звенящие кедры России» – первой и самой известной частью стала «Анастасия». Труд Пайпса познакомил нас с доработанной им позднее концепцией, согласно которой народы нашей страны оказались, наравне с китайцами, восприимчивы к идеям коммунизма и коллективизации из-за особенностей общинного владения землей. Книга Мегре привела к появлению движения «Звенящие кедры», которое также называют «русским Нью Эйдж»: это объединения людей, уезжающих из городов на природу.
Неоязычники в домотканых рубахах и академический американский ученый… Между ними пропасть. Однако сторонники Мегре борются сегодня с тем, что Пайпс называл едва ли не основной причиной обрушившихся на нашу страну бед: по мнению историка, мы стали заложниками традиционной формы крестьянского землевладения.
Русский крестьянин тысячу лет до того жил, не имея не только собственного выделенного участка – он, порой чуть ли не ежегодно, менялся наделом с другими членами общины. Частных мелких землевладельцев в России практически не было. Даже когда крестьянство ждало с конца XIX века «черного передела» и бежало в 1917-м с фронта, чтобы успеть к этому переделу, оно лишь чаяло передачи помещичьих земель в общинное владение крестьян, запроса на частное землевладение среди селян не было. Только в столыпинскую реформу крестьяне получили право брать из общинных земель отруба, то есть выделенные в пожизненную собственность участки. Однако строить или переносить на отруба жилье было нельзя. Можно было получить участок под хутор и перенести дом туда. Это было дороже (хотя были кредиты и ссуды на это), но главная проблема с отрубами и хуторами была в сложности землеустройства – выделить хороший участок из чересполосицы наделов, а тем более из общинных угодий (для хутора) было чрезвычайно трудно и невыгодно общине. Часто крестьянин получал в отруб участок, менее плодородный, чем прежние несколько наделов в чересполосице.
Община оказалась сильнее, хуторян из русских не получилось.
Спустя 85 лет после реформ Столыпина наше государство вновь совершило ту же ошибку: выделило крестьянам землю без возможности поселения на ней. И вновь, как и в начале прошлого века, крестьяне стали избавляться от своих наделов за бесценок или и вовсе не оформлять землю, выделяемую им в форме пая, в собственность.
